ВИНА ИЛИ ОБИДА.
Цикл статей

Служение «Кесарю».


ЭПИГРАФ 1: «Так да светит ваш свет перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца Небесного» Мф. 5:16

ЭПИГРАФ 2: «И в отношении к Церкви психология обиды и претензий должна быть окончательно побеждена психологией вины и ответственности»
Н. А. Бердяев.

ЭРИГРАФ 3: «… 2 марта подписан акт об отречении бывшего императора от престола… Царствование дома Романовых прекратилось…
- Двести лет православная Церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор!..» (Архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий). Речь на пастырском собрании. Март 1917 года)

… В этом эссе, я попробую поразмышлять над причинами приведшими Россию к Революции и после, к гонениям на церковь…
Думаю, что обилие материала делает необходимостью деление эссе на три части. «Служение Кесарю»», таким образом, становится первой частью. Вторая и третья части, будут рассказывать о гонениях и о возрождении церкви, уже вне «Кесаря»…
… Меня эта тема давно интересовала и вот сегодня, спустя почти двадцать лет после Контрреволюции произошедшей в СССР и ставшей причиной распада Союза, мне хотелось бы коснуться предыстории утраты веры в Российском народе и возникновению атеизма, - веры в построение рая на земле (коммунизма) как некоей замены христианства…
Здесь, я буду рассматривать только период непосредственно перед Революцией, не касаясь, общей истории Русского Православия. (От пятидесятых годов девятнадцатого века, от окончания правления Николая Первого, через эпоху двух Александров, до последнего царя, Николая Второго…)
Опираться я буду, в основном, на исторические источники, а часто и на взгляды, изложенные замечательным русским богословом Георгием Флоровским в книге «Пути русского богословия», законченной уже к сороковым годам двадцатого столетия и являющейся, на мой взгляд, вполне современной не только по языку, но и по решительной бескомпромиссности в оценке многих и многих русских православных богословов.
Читая эту книгу, начинаешь понимать, что сегодня российское «новое» богословие находится, в определённом смысле, во «вторичном одичании» и понадобится ещё много лет для восстановления интеллектуального и религиозного потенциала Русского богословия…
… Я попробую коснуться темы объективных и субъективных причин, приведших к Русской революции, и темы ответственности Русской Православной Церкви за случившееся. Сегодняшний взгляд на предыдущую Революции эпоху, как на «утраченный религиозный рай», а на революционеров и народ, как на чернь, «неуважающую святынь», очевидно, исходит из чувства обиды, а не вины и далёк не только от христианства («любите обижающих вас…»), но и от правдивого и честного понимания истории и драмы российской действительности.
Такой взгляд рано или поздно приводит к оправданию современного российского «фарисейства» и буржуазности, являющихся по сути своей антихристианскими идеологиями. Носителями таких идей и взглядов сегодня стали российские образованцы, и они же, исходя из сословных предпосылок, пытаются создавать новые «христианские секты», по сути, не имеющие ничего общего с подлинным христианством, выросшим из библейской проповеди Иисуса Христа и истин Нового Завета.
Уже появились и появляются «пророки» христианства для «учёных и богатых», выделяющих себя из массы верующего народа и называющих подлинно «нищих духом», - «детьми антихриста». Такое отношение к «народу христианскому», являющемуся «телом церковным», носителем христианской истины, приводит к делениям и расколам, образованию фракций и сект, в одном случае, как сейчас говорят «справа», чувствующих себя традиционалистами и «возрожденцами», а в другом «слева» - «обновленцами» и церковными «либералами».
Желание разобраться в корнях и причинах происшедшего и происходящего раскола и заставляет меня писать эти строки…
Задача, безусловно, для меня одного совершенно неподъёмная, и потому надеюсь на какие-то отклики, на поставленные вопросы, и конечно готов на выслушивание критики нелицеприятной, а иногда и жёсткой. Главное, чтобы критика была конструктивной, а не по обывательскому полемическому принципу – «сам дурак».
Считаю, что вспоминать происшедшее и говорить об этом надо, чтобы подобное не смогло произойти в будущем. Надеюсь, что в обсуждении этого больного вопроса, поучаствуют и историки, и представители русской Церкви. Сегодняшние проблемы самоидентификации современной и исторической церкви часто зависят от честного рассмотрения причин и следствий русской Революции. От правдивости и даже сокрушённого покаяния, при рассмотрении прошлого и настоящего, во многом зависит и будущий авторитет и значение духовной власти в России.
Моя точка зрения, вопреки распространённым сегодня мифам по отношению к революционному прошлому России тверда и однозначна – революции были делом народа, а Русская православная Церковь эту революцию вначале не приняла, а потом, осознав своё значение и место в жизни России, перешла на сторону народа, кстати, вместе с Патриархом Тихоном. Потом, уже позже, участвовала в разгроме гитлеровцев и переживала вместе с советскими людьми все горести и трагедии истории российской…
Святитель Патриарх Тихон в своём заявлении, сделанном в 1 июля 1923 года, признавая свои первоначальные ошибки, говорил: «… Сознав свою провинность перед народом и Советской властью, я желал бы, чтобы так поступили и те, которые, забыв свой долг пастыря, вступили в совместные содействия с врагами трудового народа – монархистами и белогвардейцами, и, желая свергнуть Советскую власть, не чуждались даже входить в ряды белых армий…».
… Спекуляции идеологического толка, вошедшие в массовое сознание за последние двадцать лет, мешают по достоинству оценить недавнее прошлое, ставят самоё русское Православие в позу постоянно оправдывающегося человека за грехи, которые он не совершал, но которые ему приписываются вольными и невольными врагами и провокаторами, как изнутри, так и извне России…
Упрямая ненависть некоторых раскольничьих организаций за границей к Русской Православной Церкви Московского патриархата, распускание и тиражирование слухов о сотрудничестве Церкви с госбезопасностью и прочие политические сплетни, помогают этим «заблудшим овцам», оправдывать свой грех гордыни и псевохристианского снобизма, а часто и явное или скрытное предательство, используя незнание современных российских людей правдивой истории той революционной поры.
Для меня это выглядит, как прямое идеологическое оправдание, прислуживания некоторых русских священников во время войны врагам российского, советского народа и ненависти к Московскому Патриархату, оставшемуся верным своей русской Церкви и боровшейся вместе с народом, строившим новую жизнь и новое государство, а потом и против захватчиков. … … Эти отступники, раскалывают не только русское православие, но и натравливают меньшую, но влиятельную сегодня часть русских, так называемых образованцев, на другую, большую, но молчаливую часть народа, наследовавшую непростую, а часто трагическую историю Советской России и принимавшую и принимающую деятельное и строительное участие в ней.
Иногда можно и от представителей РПЦ услышать примитивную, но идеологически востребованную сегодня неправду. Мы все привыкли, что на Западе, СССР и Сталина, постоянно сравнивают с Гитлером и нацисткой Германией. Но непонятно, почему такие нелепые сравнения повторяют вслед за Западом русские «батюшки». Создаётся впечатление, что подобные служители русского Православия, живут и служат в другой стране…
Вот высказывание протоиерея, Всеволода Чаплина, занимающего высокий пост в Отделе Внешних Сношений РПЦ: «Если власть получает возможность контролировать всю жизнь человека, вплоть до разума и души – она сходит с ума. Так было с гитлеровским режимом и со сталинщиной…».
Мне пришлось пожить ещё при Сталине, правда в детском возрасте, и потому я протестую против таких сравнений, после которых становится понятна русофобия в стане образованщины на Западе, да и внутри России сегодняшней… Я, уже не один раз рассказывал о своих детских впечатлениях после войны, и я помню бедную деревянную церковь в Сибири, в Иркутске, в которой я был крещён, как и мои брат и сестра, и где были крещены большинство моих сверстников. И ещё я помню страшный строй инвалидов и калек, безруких и безногих, оставленных страшной войной, выстраивавшихся каждый раз во время службы вдоль дорожки к церковной паперти. Ведь Русская Православная Церковь не только помогала во времена войны бороться с врагами России, но и «врачевала» раны физические и душевные после.
Как и почему нынешние «образованные» верующие и клир, подпадают под влияние антироссийской, западной пропаганды – это другой вопрос и другая тема, но мне хотелось бы им напомнить, что Иисус Христос всегда был на стороне бедных, несчастных и обижаемых, а христианство возникло как религия нищих и рабов – которые стали называть себя рабами Божьими, вслед за Иисусом Христом…
… Постоянное сваливание вины на «режим большевиков» внутри самой Церкви, естественно возбуждают вопросы о её «сотрудничестве» с «монстрами–большевиками» поднимаемые наиболее яростно настроенными раскольниками. И формальная логика в их критике Русского, «советского» Православия, есть, ибо как могут православные иерархи с одной стороны говорить о «тираническом» режиме Сталина, а с другой, молчать о сотрудничестве с «этим» режимом. Ведь это правда, что русская Церковь помогала народу разгромить Гитлера и его наёмников и предателей, в том числе и русских предателей во главе с генералом Власовым и этим очень не нравилась некоторым иерархам из РПЦЗ. Некоторые представители Русской Православной Церкви за рубежном, служили молебны за победу гитлеровского оружия над «большевистской», «антихристовой» властью, то есть над советским, российским народом! (Об этом говорил Митрополит Антоний Сурожский в своей автобиографии. Странно, что этого фрагмента, уже нет в изданных недавно в Москве Трудах Митрополита).
Как и все демагоги, эти служители «христианства», конечно, не могли говорить прямо, что молятся за победу нацистов над российским народом. Вот они и изобрели миф, о «монстрах – большевиках», которому Гитлер поверил, и начал поход на Восток, в надежде, что при первых военных потерях, Советский Союз развалиться. Однако, СССР, развалился только при власти антибольшевистской, и уже через сорок с лишним лет после Великой войны, когда на смену большевикам и власти народных Советов, пришли «образованцы», и партийно–чиновная номенклатура, или как её верно назвал тот же протоиерей Чаплин – «либеральным тоталитаризмом».
Странно, что сегодняшние идеологи возрождения Русского Православия, вступают в союз с такими «либеральными образованцам», ненавидящих Россию и русский народ. Вспоминается горькая констатация Достоевского: «Русские либералы – это лакеи западной мысли»… Об этом феномене сегодняшней российской жизни, можно долго говорить, однако оставим это до следующего раза…
Анализируя эту общественную позицию, я невольно вспоминаю злую и непримиримую судьбу Зинаиды Гиппиус, которая писала с откровенной ненавистью о Советской власти: «… И снова в хлев он будет загнан палкой, народ, не уважающий святынь». Ёе последователи сегодня ликуют – наконец то власть вновь возвратилась к ним. Но они хотели бы ещё и Русскую Православную Церковь очернить, за её страдания и гонения, но и поддержку российского, советского народа. Эти «представители» раскола, не видят «бревна в своём глазу», и так и будут пенять на свой народ, «не уваживший их буржуазных святынь», подготавливая новые потрясения, уже сегодня.
К несчастью, эти потрясения уже случились – посмотрите на зверские, немотивированные преступления и десятки тысяч убитых преступным способом, сотни тысяч детей беспризорных и бесприютных, тысячи и тысячи пропавших безвести и вглядитесь в лица молодых девушек, отказывающихся от своих новорожденных детей или выбрасывающих их на помойки…
Мне кажется, что пока Русская Православная церковь не осознает своей причастности победам и ошибкам российского, советского народа, на протяжении семидесяти лет после Революции, пока не признает, уже сегодня, преемственности той церкви, которая в лице Патриарха Тихона признала советскую власть, а потом, будучи гонимой, помогала переживать трагическую годину вражеского нашествия на нашу Родину (вспомните колонны танков, собранных на пожертвования церковных приходов и уходивших прямо с заводов на фронт), дотоле будет продолжаться это двойственное состояние самооправдания – самообвинения, подрывающее авторитет духовной власти.
В такое состояние русских людей и русскую церковь хитро потеснили идеологические провокаторы, в том числе внутри Союза, а потом и в Российской Федерации. Они продолжают это делать и сегодня, часто по незнанию народной истории и исходя из обиды, а не из признания собственной вины, что и застилает их глаза туманом мстительности…
Мне кажется, что надо Русской Церкви, свои действия перед Революцией, в своем преклонении перед Кесарем, а часто и олицетворения себя с Кесарем, а не с Божьим народом осудить, и признать свою вину перед народом, как это сделал Патриарх Тихон и отторгнуть от себя, и из себя, обиду на этот народ. (Вспоминается цитата из Библии, в которой говориться, что «Без соизволения Бога, ни один волосок не упадёт с нашей головы». Невольно задаешь себе вопрос, как бы смогли случится гонения, если бы Бог их не «попустил», по тем или иным причинам).
Есть и ещё один аргумент. Ведь Святитель, патриарх Тихон, призвал Русскую православную церковь в своём послании, не противиться советской власти, правда, уже в 1923 году. Многие сегодня утверждают, что его «принудили» большевики. Но как же можно это говорить по отношению к Святому старцу, и к Главе Русского Православия на тот момент? Утверждать такое, значит исходить из сегодняшней ущербной нравственности, которая позволяет оправдывать и отступничество, и сребролюбие и раскольничество, в том числе и у духовенства. Но как эти «ревнители» православия, могут предположить, что Патриарх Тихон был на подобное двоедушие способен?
На мой взгляд, Патриарх, размышляя и переживая случившееся в России, исходя из опыта служения в Православной Епархии, в процветающей уже тогда Америке, осознал необходимость перемен в российском обществе и признал их, потому что они отвечали во многом и учению Иисуса Христа. Вспомните слова Христа: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» и ещё «Для грешников пришёл я в этот мир, а не для праведников. Ибо врач нужен не здоровому, а больному».
Мне кажется, что такое осуждение Патриарха Тихона, фарисеями – образованцами, исходит, прежде всего, из современного принципа – «сужу всех по себе». Мне кажется, что верующие православные должны отвергнуть такие мнения, исходящими из стана современных «образованцев».
Если этого не сделать сегодня, то будут вечно длится и упрёки в сотрудничестве с «антихристом», вновь и вновь будут возникать провокации, губительным образом сказавшиеся и сказывающиеся на единстве не только Русской православной Церкви, но и на единстве русского народа, и на жизнеспособности российского государства. Это необходимо сделать, чтобы выбить из рук провокаторов орудия разделения и лжи. Чтобы сегодняшние поколения Российских людей знали правдивую историю, человеческой трагедии, произошедшей с Российским народом и государством в двадцатом веке, знали бы о подвигах и ошибках их дедов и прадедов, как со стороны «красных», так и «белых»...
Надобно также учесть, что сегодняшняя церковная жизнь, и в России и за рубежом, нуждается в этом покаянии, исходящем из чувства вины, а не только обиды. Это необходимо, чтобы с учётом прошлых ошибок, строить новую христианскую жизнь по Заветам Христа, а не по законам Кесаря, и не отделятся от народа Божия, ибо он и есть носитель истины… Я бы сказал больше – клир может ошибаться – народ никогда!
Для этого и задумывалась эта работа…

… В семидесятые годы девятнадцатого века, в Русском Православии в очередной раз разгорелась борьба, между консерваторами, сторонниками «обратного хода», то есть возврата к официозному догматизму, с движением обновления и развития Русского Православия… Одним из вождей этого обновления, которое должно было привести к своеобразной реформации Православия, впоследствии, являлся русский православный философ Владимир Соловьёв…
Значительное место в борьбе этих двух течений занимали идеи Владимира Соловьёва о значении Предания, «как определения с новой точностью и вяжущей авторитетностью наследия Духа Святого и учения Евангелистов и Апостолов».
«Догматическое развитие – говорит Соловьёв, - как «залог веры», оставаясь в себе совершенно неприкосновенным и неизменяемым, всё более раскрывается и уясняется для человеческого сознания».
И добавляет: «Православие держится не одною только стариною, а вечно живым Духом Божьим»
Нечто подобное, говорил на несколько десятилетий ранее Алексей Хомяков: «Прямые и явные решения вселенской Церкви имеют для нас не одно формальное значение и не внешний только авторитет. Мы видим здесь реальное и живое проявление богоутверждённой власти, обусловленное реальным и живым действием Духа Святого… Каждый истинный член Церкви сам нравственно участвует в её решениях, доверием и любовью к великому богочеловеческому целому в его живых представителях. Без этого нравственного участия самой паствы, самого народа Божию, в догматических актах вселенской Церкви и пастыри не смогли бы проявить надлежащим образом свою духовную власть, и самый Дух Божий не нашёл бы в Церкви того сочетания любви и свободы, коими привлекают Его действия… Развитие церковного вероучения (в связи с общим развитием Церкви) есть не теория, а факт, который нельзя серьёзно отрицать, оставаясь на исторической почве».
Георгий Флоровский по этому поводу говорит о позиции Владимира Соловьёва: «Только историческим или «генетическим» методом и можно построить систему церковного богословия».
О методической отсталости тогдашних русских догматиков говорит также профессор А.И. Введенский: «догматика, идущая навстречу современным запросам, должна, поэтому постоянно как бы заново создавать догматы, претворяя тёмный уголь традиционных формул, в прозрачные и самосветящиеся камни истин веры».
Шестидесятые годы девятнадцатого столетия ознаменовались попытками сближения Церкви с жизнью.
На мой взгляд, основной причиной таких нравственных движений, было осознание несоответствия тогдашней официальной русской православной Церкви и Заветов Иисуса Христа. Страна, и церковники начинали просыпаться от догматической летаргии и просвещённый класс, наконец, попытался сблизить Его Заветы с реальным российским бытом. Существование двух культур, барской и народной, существование двух православий – народного и господского уже не могли больше мирно сосуществовать.
Однако, преодоление этого разрыва, этой пропасти, разные люди видели по-разному.
Тот же Соловьёв, предлагал, воцерковить культуру, поставить власть Христовых Заветов над миром, над бытом, и называл это «теократией».
Второй путь был путём приспособления Церкви к светской культуре, сближение народа и господ, под водительством Церкви. Иначе говоря, в то время, идеи русской реформации начинали захватывать умы «либерального» священства и верующих…
Третий путь – это путь радикальной социальной революции по рецептам, давно испробованным и принесшим «сладкие» плоды массовой культуры и просвещения на Западе. Начинают возникать революционные кружки, часто чисто либерального толка, и вызревает идея, «хождения в народ», которая также отчасти, связаны с религиозным просвещением.
Как пишет Г. Флоровский, во второй половине девятнадцатого века, в духовных академиях и даже в семинариях тоже витал дух богословского Реформаторства, часто немецкого или английского образца. Нравственное богословие читали по Палмеру, Роте, Зайлеру, Штапфу…(Г. Флоровский. «Пути русского богословия»)
Стали обращать большое внимание на воспитание в пастырях «нравственных обязанностей». Это «обмирщение религиозности» было ответом на духовные и нравственные запросы тогдашнего русского просвещённого слоя, но оно на толкнулось на сопротивление «традиционалистов», которые стремились сохранить старые отношения и тем самым защищали монархизм и сословное разделение…
Очевидно было, уже тогда, что если Церковь не услышит «новых вызовов и запросов», то для неё уготовано трудное и даже трагическое будущее…
… Это противостояние выразилось в появлении, книги протоиерея, ректора Петербургской академии И. Янышева, которую даже академический совет Академии не одобрил, а Синод, вовсе отказался её рассматривать. Знаменательно и название его рукописи: «Состояние учения о совести, свободе и благодати в православной системе богословия и попытка к разъяснению этого учения». Вот только одна цитата из этой рукописи, которая, по сути: « есть, прежде всего, оправдание мира». (Г. Флоровский).
Янышев писал о том, что «земные блага» – приемлемы, как среда, вне которой невозможно нравственное возрастание. Такой взгляд, на мир, не устранял монашеского аскетизма, но сводил его к воспитанию воли и характера, применяемых для благоустройства мира…
Значительно позже, Василий Розанов, писал в предисловии к книге «В тёмных религиозных лучах»: «Пробовали и пробуют соединить христианство с социализмом: нет большей противоположности! Социализм весь в крепкой уверенности о земле. Христианство же есть полная безнадежность обо всём земном. Социализм хлебен. Евангелие – бесхлебно. Социализм – день, когда все предметы имеют точные свои размеры, и точный свой вид; христианство же – ночь («Се Жених грядет в нощи) когда предметы искажены, призрачны, невидны в реальных очертаниях и зато приобретают громадные, фантастические формы…
Пока думалось, что, так как христианство есть белый простой свет благожелательности к человеку, и социализм также «белый простой свет» благодетельности, то отчего же им и не «совпасть»? «Оба желают добра человеку»…
Но социализм хочет сытого человека, - у которого труд, и сон без сновидений.
Христианство, прежде всего, хочет сновидений, оно хочет плачущего человека, любящего свою печаль.
Разница - в корне вещей, и – несоизмерима»…
… В противовес, протестантским, по сути, взглядам Янышева, ученики строгого монаха - пустынника Паиссия, незадолго до того, начали строительство старческих скитов и пустынь, монашествующие «насельники» которых, привлекали толпы простого народа, ищущего утешения, но и русскую передовую интеллигенцию: писателей, философов, критиков. Достаточно вспомнить Фёдора Достоевского с его ожиданиями пришествия «Русского инока», Владимира Соловьёва, Страхова и даже Льва Толстого. Все жаждали утешится и укрепиться в буре жизненных страданий и невзгод, с помощью старцев найти цель и смысл человеческого существования…
И Оптина пустыня, была по тем временам не единственной таким местом в России.
… Конец девятнадцатого столетия проходил под знаком возрождения старчества и Серафим Саровский был одним из предтечей этого движения вдохновлённого учением старца Паиссия. Это тоже было порождено исканием духовного идеала, попытками восстановления христианской личности в обществе, во многом уже забывшем Христовы Заветы и живущем по инерции, так, как «жили наши предки»…
Серафим Саровский говорил: «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего».
Других целей не существует и остальное в жизни есть только средства для достижения этого. Этим самым, Серафим Саровский, сознавал он это или нет, противопоставлял совесть и доброделание – духовности и получению благодати Духа Божия…
Я уже говорил, что на борьбу течений в Русском православии можно смотреть, как на попытки примирить и даже объединить христианство и монархию, крепостничество и Иисуса Христа и этим избегнуть драматического противостояния и возрастающего разрыва между ними. Часто самые возвышенные по форме и содержанию движения – всего лишь желание или попытка, «замостить» пустоты и провалы противоречий между Заветами Христа и реальной жизнью и бытом Российской монархии…
У Саровского, ввиду его особенной духовной одарённости и образа жизни, невольно умаляется эффект добрых дел и возвеличивается благодать Духа Святого. Этот византизм и идеология старчества приводят в тупик социальную жизнь большинства, подменяя её личным, индивидуальным спасением, и таким образом противоречий не разрешает, а со временем и углубляет их…
Незадолго до Революции, смертная казнь от имени власти стала обычным явлением и в этом зримо проявились растущие неразрешимые противостояния христианских принципов и феодальной, царской единоличной власти Кесаря и над Церковью, в том числе. Светская власть, монархия, провозглашая на словах православную веру, как спасение для русского народа, на деле вводила законы антихристианские. Показательный случай – узаконение дуэлей в русской армии…
Серафим Саровский был канонизирован при Николае Втором и при его прямом содействии в момент открыто проявляющегося кризиса русского общества и в атмосфере надвигающейся Революции…
… Многие церковные деятели, например Игнатий Брянчанинв и Феофан Затворник (Говоров), с разных позиций, но очень трезво и скептично относились к деятельности официальных церковных властей, в то время, понимая и чувствуя веяния времени.
Георгий Флоровский приводит строки из записок В. Пальмера, о Сергиевской пустыни, где Игнатий Брянчанинов был настоятелем. Запись относится ещё к 1840 году. Пальмер пересказывает разговоры, скорее всего с настоятелем, о внутреннем кризисе русского духовенства. «Россия, пожалуй, находится недалеко от взрыва в ней еретического либерализма. У нас есть хорошая внешность: мы сохраняем все обряды и символ первобытной Церкви; но всё это мёртвое тело, в нём мало жизни. Белое духовенство насильно сдерживается в лицемерном православии только боязнью народа»…
Интересен афоризм Брянчанинова, который, отчасти иллюстрирует некоторую привычную для Российского духовенства тенденцию осуждения учёности и знания: «Учёность – светильник ветхого человека»…
…Феофан Затворник перевёл на русский язык «Добротолюбие», в пяти томах, а ранее издал книгу «Путь к спасению» в которой учение о христианской жизни старался перестроить на началах святоотеческой аскетики. В суждениях и оценках он был свободен и широк, особенно после поездки в Палестину, к Гробу Господню…
Он рано ушёл на покой и затворился, но из «запора», внимательно следил за тенденциями в русской церкви и обществе и с опаской говорил «того и гляди, что вера испариться… Попы всюду спят… Через поколение, много через два иссякнет наше православие…»
Феофан Затворник призывал к хождению «в народ» церковных людей и говорил: «Поджигатели должны сами гореть. Горя ходить повсюду и в устной беседе зажигать сердца».
Из своего затвора он очень строго критиковал рутину священнической службы в России и ошибки переводов в богослужебных книгах: «иные службы у нас такие, что ничего не разберёшь… Наши иерархи не скучают от нелепости, потому что не слышат сидя в алтаре, … потому не знают какой мрак в книгах и это не почему другому, как по причине отжившего век перевода…
Феофан в критике не стеснялся говорить своего мнения: «Книги богослужебные по своему назначению должны быть изменяемы»
Исходя из своего опыта монашества он говорил замечательные слова: «Один Бог да душа – вот монах»… Важно: «умное предстояние Богу в сердце» - это как молитва без слов. «Своя из сердца молитва делает ненужной молитву читательную»
Феофан, из своего одиночества очень тонко понимал сущность христианства в предстоянии души Богу, в покаянии или в молитве перед Христом… «Вся надежда тогда Спаситель и отсюда непрестанное: Господи помилуй»…
… В конце века, в народе возникло острое желание найти свой, подлинно христианский путь и противопоставить его равнодушию официальной церкви, погрязшей в компромиссах с Кесарем. Поэтому, наверное, сектантство стало обычным в среде простых людей, но и в среде аристократов. Можно сказать, что когда вода в привычных и узаконенных «духовных колодцах» не утоляет жажды любви, справедливости и чистой святости, тогда её ищут в сектантстве. Об этих религиозных движениях и сектах писали в те годы многие известные русские писатели: среди них Лесков и Пришвин. Сектантство было попыткой освободиться от давления «неправильной» официозной церкви оправдывающей неправду угнетения и деления «овец стада Христова» на «первых» и «последних»…
Простые люди искали «правды» и не принимали неправды существующей в привычной жизни. К этому присоединялось надрывное чувство апокалиптического конца, жажда обращения в подлинную справедливую веру и перелома жизни в сторону добра и справедливости…
Секты и движения всех религиозных оттенков, наполнили страну. Но это были верования «ночные», тайные, о которых говорили и рассказывали шепотом. Тут был и духоборы, и баптисты, и хлысты, и «странники», и адвентисты, и штундисты, и молокане…
Самое замечательное, что и в аристократических кругах, официальное православие не удовлетворяло многих и, по сути, они не были уже православными, хотя исправно ходили на службы и даже постились. Взять хотя бы движение «пашковцев», «толстовские» коммуны и всякого рода оккультизм, который был распространён и среди особ царской фамилии…
… Высшие слои российского общества привлекли проповеди лорда Рэдстока. Это была пропаганда «духовного возрождения», пробуждения сердца, возбуждения добрых христианских чувств и апокалипсических настроений.
Русские последователи Рэдстока, основали в 1876 году «Общество поощрения духовно-нравственного чтения». В членах этого общества ходили и барон М. Корф, и граф А. Бобринский, и князь М. Дондуков – Корсаков и даже Н. Лесков. Возглавлял общество В. А. Пашков… Общество занималось филантропией, его члены, томимые жаждою доброделания, посещали тюрьмы и читали библию заключённым…
Как пишет Георгий Флоровский: «Сперва новые проповедники не отделялись от Церкви открыто. Но очень скоро начинает расти сектантская исключительность и, завязываются связи с другими сектами… Власти вмешиваются. Молитвенные собрания «пашковцев», были запрещены и главным деятелям «Общества», в 1884 году пришлось уехать из России…»
На эти же годы приходится начало и развитие влияние идей графа Льва Толстого. Толстой написал замечательную «Исповедь», в которой описал свой духовный кризис, трагические поиски выхода из него, поиски смысла жизни и «преображение». Основные выводы преодоления кризиса были: «Знать Бога и жить – одно и тоже. Бог и есть жизнь. Живи, отыскивая Бога и тогда не будет жизни без Бога»
Уже тогда, когда ему было двадцать четыре года, Лев Толстой писал в дневнике: « Верую в единого, непостижимого, доброго Бога, в бессмертие души и в вечное возмездие за дела наши. Не понимаю тайны Троицы и рождения Сына Божия, но уважаю и не отвергаю веру отцов моих»…
Следующим этапом духовного становления Толстого, было развитие христовой теории «непротивления злу насилием» которое и стало основой его учения об опрощении, работе в деревне и братском общении в коммунах…
Всё его мировоззренние было своеобразной борьбой с «неправильной» историей человечества, и жаждой Реформации в Русском Православии. Этой борьбе за внеисторического Человека, Человека созданного по Христовым Заповедям, привела к трагедии «ухода» и смерти, в самом конце его жизни… Семейные разногласия, были только конечной причиной, этого «возвращения» к «идеалам молодости», несогласия с современностью и «несправедливой» историей мира…
По сути это же происходило со всеми сектантами, вне зависимости от их образования и социального статуса. Их «уход», от традиционной, но неудовлетворяющей духовные запросы веры был протестом против несоответствия слов, делам. Смешно было бы сегодня пророчествовать, но мне кажется, однако, что на Страшном Суде, всем этим «искателям», жажда правды и вера в идеалы добра и справедливости – зачтётся!
Хорошо сказал о «толстовстве» Митрополит Антоний Храповицкий: «Не мудрена система переделанного Евангелия, её также просто опровергнуть, как и многие другие заблуждения, но все они будут страшно заманчивы и заразительны, пока Православие будет существовать только в книгах, да в проповедях, а осуществляться лишь в деревенской глуши, да в пустынях Валаама и Афона»…

… Следует также остановиться на фигуре Победоносцева, перед тем как перейти к описанию увлечения оккультизмом и сектантством семьи царя Николая Второго.
Здесь хочется прямо привести Описания Победоносцева у Георгия Флоровского.
Во многом в описании эпох развития и падения русского православия, я следую по его «историческому церковному календарю», хотя хотелось бы думать, что, не разделяя его заключительных выводов, понимаю его внутренние позиции исследователя и историка русского православия и богословия…
Однако вернёмся к прямому цитированию Флоровского, к «портрету» Победоносцева.
«Народником, Победоносцев не был в стиле романтиков или славянофилов… и без всякой метафизической перспективы…
Он верил в простой народ, в силу народной простоты и первобытности, и не хотел разлагать эту наивную целостность чувства, ядовитой прививкой рассудочной западной цивилизации. «Народ чует душой». И это чутьё воплощается в преданиях и обрядах….
Победоносцева радовало и удовлетворяло вполне, что «во всех этих невоспитанных умах воздвигнут неизвестно кем алтарь Неведомому Богу…
Народ не понимает решительно ничего ни в словах службы церковной, ни даже в «Отче наш», повторяемом нередко с пропусками или с прибавками, отнимающими всякий смысл у слов молитвы…
Самые драгоценные понятия, находятся в самой глубине воли и в полумраке». (К. Победоносцев)
Флоровский резюмирует: « сам он всего меньше был человеком непосредственным или наивным. Сам он, весь насквозь отвлечённость. Это был человек острого и надменного ума, «нигилистического по природе», как о нём говорил Витте. Это был безочарованный скептик».
И дальше Флоровский говорит: «В православной традиции он дорожил не тем чем она действительно жива и сильна, не дерзновением подвига, но только её привычными, обычными формами. Он был уверен, что вера крепка и крепится не рассуждением, а искуса мысли и рефлексии выдержать не сможет. Он дорожит исконным и коренным, больше чем истинным»… Представляя такой портрет долголетнего главы Синода, невольно спрашиваешь себя: - А не есть ли это и портрет «подвластной» ему (Победоносцеву) Церкви?
Иван Аксаков, ещё в 1882 году писал к нему: «Если бы в те времена спросили тебя: созывать ли вселенские соборы, которые мы признаём теперь святыми, ты представил бы столько основательных критических резонов против их созыва, что они бы, пожалуй, и не состоялись… Исторгая плевелы, не следует исторгать и пшеницу, и лучше не исторгать плевел, чтобы не исторгнуть хотя бы один колосок пшеницы… Так и во всём. Твоя душа слишком болезненно чувствительна ко всему ложному, нечистому, и потому ты стал отрицательно относиться ко всему живому, усматривая в нём примесь нечистоты и фальши. Но без этого ничто живое в мире и не живёт, и нужно верить в силу добра, которое преизбудет лишь в свободе… А если дать силу унынию, то нечем будет и осолиться».
Очевидно, что при таком обер–прокуроре, руководителе Святого Синода, пользовавшимся таким влиянием в Зимнем Дворце, Русское Православие постепенно становилось формальной верой, и орудием в руках светских властей, оправдывавших свои нехристианские действия…
Владимир Соловьёв тогда заметил: «От настоящей серьёзной борьбы за Православие мы избавлены государственной опекой».
Можно сделать вывод, что с приходом и «воцарением» Победоносцева, начались в церковной политике времена «обратного хода» и «охранительства», губительно повлиявшим на авторитет Церкви в тогдашнем обществе и, в конце концов, превратившие Русское Православие в «инструмент», на службе у власть предержащих…
Постепенно Церковь, с её принципом лукавого умолчания и отстранения от решения общественных проблем, превратилась в карательную власть, вместо того, чтобы быть «врачом и учителем». При таком положении вещей догматы воспринимались «как, ограждающие слова, но не как животворящая истина».
… Нам хотелось бы отметить, что здесь важно подчеркнуть тенденцию, в церковных руководителях и лидерах к упрощению, канонизации определённого взгляда на Русское Православие, на Церковь, как на нечто застывшее и неразвивающееся. Этим самым от церковных ворот, отталкивались жаждущие и страждущие искренней, глубокой и личностной веры в христианскую свободу, любовь, добро и справедливость. Невольно, церковь отвернулась от народа и это приблизило возмездие в форме революционного отрицания, не только Церкви, не Только Православия, но и христианства, как такового!
Это разделение российской действительности на два совершенно разомкнутых мира – мира религиозного и мира общественного, постепенно подтачивали основы православия. Разложение российского православия, усиливалось ещё и от неудач внутри и вовне страны.
Брожение в народе принимало постепенно революционные формы и вехами в возрастании этого противостояния властям были события на Ходынском поле, в дни коронации, нового Императора Николая Второго, когда в давке за «подарками» погибли тысячи потом проигранная война с Японией: гибель русской эскадры, сдача Порт – Артура…
Но самым страшным ударом по вере русского народа, был расстрел мирной демонстрации рабочих в Санкт – Петербурге, когда более ста тысяч демонстрантов с хоругвями и иконами, двигались в сторону зимнего Дворца, с намерением передать петицию Царю – Батюшке. А их встретили залпами винтовок, царские войска. 9 января, погибло около тысячи человек и несколько тысяч было ранено. Этим расстрелом, царская монархия вплотную придвинула границу народного бунта, к своим дворцам и показала свой антихристианский, антинародный характер.
Вскоре после расстрела в возмущённом обществе вспыхнула первая русская Революция, которая была подавлена, но царь вынужден был пойти на уступки и даровал конституцию, в которой прокламировал и свободу воли и вероисповеданий…
Примерно в это же время, в царском дворце появился сибирский богомольный крестьянин Григорий Распутин, с которым связана одна из самых мрачных и скандальных историй связанных с сектантскими наклонностями просвещённого российского класса, самого императора и его семьи…
Я попытаюсь, чуть подробнее коснуться этого эпизода русской истории, чтобы показать глубину процесса религиозного и социального расхождения, раскола, благодаря которому Россия придвинулась к пропасти трагических событий - поражения в первой мировой войне и к Революции…
Коротко скажу о ситуации в предреволюционной России и отношение царя и «помазанника», к Русской Православной Церкви…
Вера царской четы в оккультизм и чудеса, проявилась впервые ещё в 1901 году, когда в Петербурге появился монсеньер Филипп, француз, предсказатель и чудесный лекарь. Его представила Николаю и Александрин, Милица, принцесса Монтенегро, жена дяди царя, великого князя Николая Николаевича, большая поклонница оккультизма.
Рассказывают анекдот, что однажды, в Крыму, проезжая в коляске в компании с Монсиньёром Филиппом, который «путешествовал» в шляпе с широкими полями, Милица не поздоровалась с великим князем Александром, другом и сверстником Николая Второго и потом оправдывала это тем, «что когда монсеньер Филипп, одевает шляпу, то благодаря своим чудесным способностям, становится невидимым»…
Этот «чудотворец» становится первым их, царственной пары, «Другом» – вторым, как известно, был Григорий Распутин. Иначе говоря, распутинщина имела свою предысторию.
При царском дворе, экзальтированные дамы утверждали, что монсеньер Филипп умеет делать чудеса. Он, например, уверял, что когда надевает свою шляпу, то становится невидимым и невидимыми становятся все кто с ним находится…
Агент, посланный в Париж полицейскими властями «на всякий случай»- выяснил, что монсеньер Филипп был известен во Франции, как шарлатан и гипнотизёр. О нём в этой связи писали французские газеты.
Но Николай и Александрин наотрез отказались в это поверить и взяли монсеньера под свою защиту. Сам монсеньер Филипп, не скрывая, называл себя христианским оккультистом, что никак не смущало его царствующих покровителей…
В том году, когда монсеньер уехал в Париж и там умер, на императорской «сцене» появился Распутин. О его влиянии и на царскую семью и на ход русской истории известно и потому я не буду повторяться…
Вера в чудеса, поддержанные внушениями и гипнотизмом, отстраняла императорскую пару от православной церкви, о которой в те времена писал известный религиозный писатель Сергей Нилус, цитируя монастырских старцев: «Время безбожия и неверия наступило для Православной Руси. Она сегодня православная только по форме, но не по духу. Все кругом живут плотью и в плоти пребывают…»
Неудивительно, что после Революции началась эпоха атеизма и гонений на официальную церковь, и те, кто до Революции, бия себя в грудь, доказывал свою верность православию, отвернулись от церкви…

Стоит также отметить неприязненное отношение Молодой императрицы к Православным церковным иерархам, которые не поддерживали её веру в оккультные чудеса...
Известны письма, в которых, явно по наущению Распутина, императрица писала Николаю: « Ты глава русской церкви! Разгони, наконец, этих святош в клобуках…» По требованию императрицы, в последние годы перед революцией в Святом Синоде были сделаны перемещения, после которых Синод стал орудием в руках Маленького правительства, то есть Распутина, императрицы Александры Федоровны и Анны Вырубовой, бывшей фрейлины царицы, а позже ближайшей и единственной подруги.
Распутин «курировал» перемещения и назначения иерархов Православной Русской Церкви. По его протекции Архиерей Питирим назначен был Митрополитом Петроградским; архиерей Феофан, бывший духовник Александрин, представивший Распутина Императрице, был позже сослан в монастырь, за критику в адрес разгульной жизни своего «протеже».
Однако несчастная императрица, только служила передаточным ремнём между Распутиным и царём, заставляя своего не менее несчастного мужа, самодержца Всея Руси, увольнять одних и назначать других министров, премьер – министров, иерархов и членов Синода. Главным критерием отбора здесь была лояльность «старцу» Григорию. Именно в эти годы, негласного «попечения» Распутина над правительством и православной церковью, авторитет её упал окончательно. Именно тогда православная церковь усилиями императорской пары, была низведена до уровня прислужницы шатающегося трона. В этом можно убедиться, читая переписку императрицы Александры Фёдоровны с Императором Николаем Вторым, исследуя хронику трагического падения монархии и двух последовавших за этим революций…

Русская интеллигенция, задолго до этих революций, пыталась делать шаги навстречу Церкви. Характеризуя предреволюционную эпоху и в православии тоже, Николай Бердяев писал: «В России появились души, очень чуткие ко всем веяниям духа»…
«Подпольный человек», вдруг взбунтовался и начал опровергать «человека ветхого», в литературе в поэзии, в философии, в религии…
Это было реакцией на бессильный морализм предыдущего века, попытка заглянуть в запретную, «по ту сторону добра и зла». Бунт против устаревших принципов и догматов, приводил к осознанию необходимости поиска «нового» символа веры. И это была попытка через личный опыт, вновь поверить в высокие идеалы, в самопожертвование Христа и своё «соучастие» в нём…
Нервный и истеричный Андрей Белый говорил о том времени: «Туманы тоски вдруг разорваны красными зорями совершенно новых дней».
Апокалипсические нотки в речах интеллигентов зазвучали привычно и почти обыденно. Дмитрий Мережковский писал: «Дальше идти некуда: исторический путь пройден, дальше обрыв и бездна, падение или полёт – путь сверх – исторический: религия».
Напряжение поиска правды и справедливости достигло апогея и интеллигенты испугались. Им так не хотелось уходить из тёплых, привычно - уютных «гнёзд» быта и сознания.
Пытались найти свободу через красоту. Эстетика, сделалась кумиром и противопоставлялась этике и тем более христианскому самопожертвованию. От личной христианской ответственности открещивались. Тут было конечно и влияние Ницше и попытка оправдать индивидуализм «некрасивостью» соборности и христианского равенства. Это движение, постепенно реализуясь, привело к фашизму, вначале в Италии, потом в Германии.
Мир подталкиваемый «идеальной красотой» постепенно придвигался к пропасти Войны…
В России, однако, идеал христианского самопожертвования, противостоявший пошлости обывательской жизни привел к большевизму. Недаром террористы – эсеры, много рассуждали и думали о Боге. Отчасти, эти верующие бомбисты, были христианами – фундаменталистами, восстанавливающими такими страшными методами, утраченную миром, справедливость…
Здесь, наверное, уместно напомнить высказывание Бердяева из его «Самопознания»: « Я понял коммунизм – как напоминание о неисполненном христианском долге. Именно христиане должны были осуществить правду коммунизма, и тогда не восторжествовала бы лож коммунизма»…
Однако пока, поиски путей «усовершенствования» христианства, привели к созданию в Петербурге «Религиозно – философских собраний» просуществовавших с 1901 по 1903 годы. Сближения, конечно, не получилось, однако русской «творческой» интеллигенцией, тогда были сформулированы цели этого сближения. Бердяев писал, уже в 1907 году, в статье «О новом религиозном сознании»: «Мы зачарованы не только Голгофой, но и Олимпом, зовёт и привлекает нас не только Бог страдающий, умерший на Кресте, но и Бог Пан, бог стихии земной, бог сладострастной жизни, и древняя богиня Афродита, богиня пластичной красоты и земной любви… И мы благоговейно склоняемся не только перед Крестом, но и перед божественно прекрасным телом Венеры». И дальше он добавляет: «Преступления Церкви против земли, против земной правды, против культуры и свободы слишком ужасны, слишком невыносимы».
Такие заявления мне сегодня кажутся мелодраматичными и запальчивыми, но суть расхождения между верой клира и народа, между верой интеллигенции и тёмного крестьянства – как мне кажется, они отражают…
Немного о Религиозно – философских собраниях. Всего прошло двадцать два собрания и материалы двадцати из них напечатали в журнале «Новый Путь». Основной вопрос «Собраний»: Как вновь сделать христианство влиятельной жизнеспособной силой?
Духовные власти пошли на участие в этом из соображений больше миссионерских. А интеллигенты хотели, наверное, подправить и повлиять на новое «действие» Церкви, после этих встреч.
Мережковский так восторженно отзывался на это событие: «Как будто стенки зала раздвигались, открывая бесконечные дали, и это маленькое собрание становилось преддверием вселенского собора. Произносились речи подобные молитвам и пророчествам. Рождалась та огненная атмосфера, в которой кажется всё возможным: вот-вот совершится чудо. Разделяющие людей перегородки растают, разрушаться и произойдёт соединение: дети найдут свою мать»…
Розанов же иронизировал над этими попытками повлиять друг на друга: «Мы постараемся поверить. А они пусть начнут делать; и всё кончится благополучно»…
Со стороны духовенства председателем Собрания был Сергий Старгородский – тогда ректор СПб, духовной академии. Как описывают свидетели - он был добр, внимателен, и потому, «тщеславие и самолюбие умерло, а забила живая струя духовных интересов».
… Начал доклады В. А. Тернавцев темой: «русская Церковь перед великой задачей»
«Для всего христианства наступает пора не только словом в учении, но и делом показать, что в Церкви заключается не один лишь загробный идеал. Наступает время открыть сокровенную в христианстве правду о земле, - учение и проповедь о христианском государстве…
Наступает время, когда вопрос о Христе станет для власти вопросом жизни и смерти, источником бесконечной надежды или бесконечного ужаса. Виновность во зле, безбожии жизни и общественной гибели обращает совесть власти в арену внутренних переживаний, могущих иметь глубочайший религиозно-жертвенный смысл…»
Тема о религиозной общественности была основной и в дальнейшем. Два последних заседания, перед закрытием, были о священстве (протоколы не изданы)…
Яркой и полемичной была речь С. А. Соллертинского: «Кончилось время заниматься нам теоретическими исследованиями христианства; не пора ли обратить внимание на то, что в то время, когда голова очень просвещена и способна понимать глубины христианства, в это время наши поступки, поведение, настроение являются не только не христианскими, но в полном смысле языческими…
Не следует ли все силы нашего развитого разума, сосредоточить на том, чтобы привлекать к нравственным задачам…»
… Под этими словами можно подписаться в полной мере и сегодня!
В марте 1903 года «собрания» по распоряжению властей были закрыты…
Показывая, коротко, мироощущения интеллигенции, мне хотелось бы коснуться и стихии народной, которая, с каждым годом становилась всё менее внимательной к церковным догматам, но и жесточе и разочарованней, и жизнь народная всё дальше уходила не только от жизни интеллигенции, а и от жизни религиозной, и часто просто пряталась за форму, за привычный обряд, в душе уже поменяв смирение перед горестями жизни на чувство мести и злорадства…
В это время, в России, радикальные социальные движения были представлены, партией социалистов – революционеров и социал–демократов, которые своей стратегической задачей ставили уничтожение монархии. А эсеры к тому же, будучи партией крестьянства, начали использовать террор, как один из рычагов давления на правительство.
Жизнь, постепенно уходила даже от формальной религиозности и взаимное озлобление породило смертоубийство с двух сторон. Правительство вешало и расстреливало боевиков – террористов, а те в свою очередь уничтожали губернаторов, министров, генералов и охотились за царём. Соотношения жертв, в этом случае, даже было не в пользу правительства: в одном из источников говориться, что боевики уничтожили в общей сложности около полутора тысяч царских прислужников, а последние казнили по суду и без, более шестисот террористов.
Революционеры, обвиняли Русскую Церковь в прислуживании царю и власти и крестьянство постепенно разочаровывалось и поддавалось антирелигиозной пропаганде, прежде всего в форме переступания основного нравственного закона христианства – не убий…
Постепенно стала очевидна необходимость церковной реформы и собрание Поместного собора и это понимали и церковные власти и правительство, но противился Победоносцев. И он выиграл, хотя не надолго...(Это было в 1905 году.)
Впоследствии, вокруг созыва собора и его программы разгорелись нешуточные споры, с порой, очень резкими оценками. Однако проявилась обычная для России в решающие времена тенденция «обратного хода», боязнь что-то решать и менять радикально…
… Попытка Реформации Русского Православия была отложена на неопределённое время. Не нашлось радикального, харизматического лидера, а царь, Николай Второй к тому времени уже находился под влиянием Григория Распутина и домашнего окружения, и ему, очевидно, было не до этого. На горизонтах истории собирались уже грозовые тучи мировой войны и вместе с нею, происходило обострение внутренних беспорядков… История всегда жестоко наказывает за упущенный шанс…
И все же, казалось, самодержавие, после громов первой Русской революции, почувствовало в себе новые силы. Наступили годы сытого забытья и реакции…
В 1909 году, выпущен был известный сборник статей, под названием «Вехи», в котором авторы пытались предупредить о необходимости быть объективными и противостоять массовому идеологическому ослеплению, призывали, повернуться от идеологических подходов в поисках разрешения проблем, в сторону поисков истины…
Началась борьба с русским «нигилизмом», была сделана попытка повернуться к русскому Православию, как возможному средству разрешения социальных проблем. Забегая чуть вперёд, отмечу, что в дни празднования трёхсотлетия дома Романовых, многотысячные толпы народа, встречали криками ура и коленопреклонением, Государя и его семью, под звоны сотен и сотен церковных колоколов… Но уже, только через четыре года, эти же люди радовались революции и требовали отречения царя…
За всем этим я усматриваю нестойкую веру и увлечение обрядоведением, за которым часто скрывается душевное равнодушие и просто человеческий, материализовавшийся эгоизм… Именно об этом, как мне кажется, говорит притча Христова, про «дом, воздвигнутый на песке»…
Многие интеллигенты, тогда, воспринимали это единение народа и власти с душевным восторгом. Бердяев говорил: «Я почувствовал мистичность истоков истории, таинственность тысячелетиями действующих в истории сил… Легко провозгласить, что абсолютная свобода есть верховная цель, что в ней смысл мировых процессов. Абсолютная свобода осуществляется через историю, через таинственную историческую преемственность, церковную и культурную».
И далее Бердяев, переживший драму перехода от увлечений социал-революционными идеями к неортодоксальной религиозности резюмирует: «Только через святыню Вселенской Церкви, основанной самим Христом, через священную преемственность и священное предание Церкви можно и должно приблизиться к новым религиозным берегам, устремиться в таинственную, пророчествами лишь, приоткрытую даль»
«Вехи», сборник статей умеренной русской интеллигенции, вышедшей в 1909 году, призывал людей участвовать в процессе построения истории лично, не смотря на «фатальные» предопределения социальных законов.
Но этот сборник был только одиноким призывом оглядеться и подумать и откликнуться на запросы времени, в том числе и «откликнуться на «религиозное волнение внутри русскую культуры». Однако Бердяев же, позже, отмечает: «Слабость русского духовного ренессанса была в отсутствии широкой социальной базы. Он (ренессанс) происходил в культурной элите».
… Невольно вспоминаются слова Феофана Затворника сказанные им в адрес русской церкви, почти за пол века до того: «Поджигатели должны сами гореть. Горя ходить повсюду и в устной беседе зажигать сердца»
Увы, в те времена уже не находилось церковных лидеров, пастырей, которые бы могли сдвинуть «глыбу» народного недовольства и недоверия. Лучшие умы русской интеллигенции, могли только предвидеть очистительную катастрофу Революции.
Вопрос церковных преобразований, упирался в необходимые преобразования в обществе. А в обществе, прежде всего в среде интеллигенции, начался откат, вылившийся в глухую возню доморощенных мистиков и эротоманов. Люди устали рисковать и жертвовать собой – захотелось отдохнуть, забыть революционные страхи и бури, и расслабиться. Оставалось только ждать вызревания грозного, революционного процесса…
… В 1907 году, в Москве, группа религиозных философов, объединилась в «Религиозно – философское общество» имени Владимира Соловьёва. Его влияние и идеи, были объединяющим моментом для многих его участников. В него входили: Н. Бердяев, С. Булгаков, В. Эрн, Вал. Свенцицкий, П. Флоренский, Евг. Трубецкй, А. Белый…
Некоторые из членов этого общества впоследствии приняли священство…
Павел Флоренский, замечательно талантливый математик и учёный, обратился в православие, учился в Духовной академии и написал в 1914 году книгу: «Столп и утверждение истины». Некоторая наукообразность и сложность переживаний и выражений в этой книге порой заслоняет реальные образы Евангелия и Библии. Высшее откровение Софии, он видит в Богоматери и в превознесении Её, в манере свойственной Владимиру Соловьёву, и многим русским религиозным философам, как бы заслоняется Богомладенец, и это привносит в мировое христианство, русский оттенок или акцент. В книге, на мой взгляд, совершенно нет интереса к реальному Православию и в противовес, рассматриваются перспективы погружения в головоломные глубины «гнозиса».
Георгий Флоровский отмечает, что в творчестве Флоренского «сочетается эстетизм и натуральная мистика». Н. Бердяев тоже подмечал: «люди поверившие в Софию, но не поверившие в Христа, не могли различать реальностей».
Я бы добавил – российских реальностей. Они не только не умели, но и не хотели их различать, и за это все мы поплатились и платимся по сию пору…
… Война, как всегда приблизилась и началась неожиданно, хотя её возможность и даже необходимость, многие предвидели. Волна патриотизма затопила Россию, но очень скоро сменилась сожалением и разочарованием, а потом и озлоблением. В поддержании такого нестойкого патриотизма, своё участие приняла и Православная Церковь, конечно, насколько ей позволяли обстоятельства. Тень Гришки Распутина надвинулась на русскую церковь и на российскую империю и стала одной из главных причин приведших страну, к всеобщему бунту и Революции…
В конце войны, был наконец собран Собор, который прошёл уже в обстановке Революции и внутренних разногласий: всплеска «обновленчества», начавшегося противостояние Церкви и власти, раскола и предательства, внутри. Явные и скрываемые противоречия, обнажили «человеческую, слишком человеческую» сущность официальной церкви и гонения были заключительным этапом «болезни» веры, следствием и если хотите возмездием, за отступление от принципов Нового Завета, в российской жизни…
… Заканчивая обзор предреволюционной ситуации, хотел бы отметить, что во многом согласен с оценками замечательного богослова и историка русского православия, Георгия Флоровского, однако не совсем согласен с его заключительными выводами, касающихся Революции, и записанными уже в эмиграции: «Багровая звезда» социализма, действительно, загорелась в исторических небеса. И, однако, не есть ли и самый «социальный вопрос», прежде всего вопрос духовный, вопрос совести и вопрос мудрости?! И социальная революция не есть ли, прежде всего, некая душевная и мутная волна?! Русская революция не была ли духовной катастрофой, обвалом в душах, восстанием и прорывом страстей – не из духовного ли корнесловия приходится её объяснять, прежде всего? И тайна будущей России не столько в её социальном или техническом строе, но в том новом человеке, которого стараются теперь там вырастить, создать и воспитать, без Бога, без веры и без любви».
Я согласен с констатацией Флоровского, но совсем не согласен с обвинительным настроением автора. Ведь если обвинять, то надо, наверное, нельзя забыть сказать и о роли Церкви, в подготовке того, что произошло в Революцию, и после.
Не Христом ли произнесены были слова: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное!» А русская церковь, на протяжении сотен и сотен лет внутреннего рабства, ничего не делала, чтобы освободить народ из «хлева», в котором он пребывал с молчаливого непротивления той же церкви…
И прав Флоровский, когда говорит, что «вопрос социальный» это вопрос совести и мудрости. Неправ он по моему, тогда, когда всю вину в происшедшей Революции и её последствиях, перекладывает на плечи, того же тёмного народа, который долгое время находился в «тёмном хлеву» крепостного рабства. Напомню, что от времени отмены крепостничества до Революции прошло только чуть более пятидесяти лет!
Хочется в ответ на обвинения Революции в «чрезмерности», ответить словами Н. Бердяева, который говорил, что русская Церковь должна была сделать то, что с такой яростью и гневом сделала Русская Революция…
… В заключение хочу напомнить эпизод из истории церкви. Блаженный Августин, говорил, поясняя кредо христианина в жизни: «Делай в жизни больше добра и тогда в мире станет меньше зла». Замечательные слова – неправда ли?
Но недавно я узнал, из книги английского историка Чарльза Фримена (Charles Freeman) «Еретики, язычники и христианское государство», выпущенную в 2008 году в Англии, о том, что Августин одобрял сожжение еретиков заживо, потому что это была фальшивая вера, а по римским законам, так казнили фальшивомонетчиков. И ещё, он оправдывал рабство, потому что считал его, Божьим наказанием за грехи!
Согласитесь, что после этого знания, все наши «возвышенные» изыскания, принимают характер примитивной демагогии!
Я, понимаю, что нельзя делать опрометчивые выводы, однако просто отмахиваться от истории, мы тоже не можем себе позволить, потому что это не по-христиански, в самом глубоком смысле этого понятия.
После обнародования таких фактов, моё уважение к Блаженному Августину, не уменьшилось, но я стал лучше понимать время, в которое он жил. И после, я стал осторожнее относиться к «образованческим» идеологическим клише, о «монстрах – большевиках» и их «злодействах». Ведь часто за идеологическими сентенциями победившей контрреволюции, скрываются откровенные корыстные и властные интересы определенных слоёв населения, а не всего народа…
Иногда же наша внутренняя самоцензура, подталкивает нас к выборочному знанию, что и приводит часто, к бессмысленному повторению во времени, наших прошлых ошибок. И хорошо, если за эти ошибки платим мы сами, а не те, кого мы пытаемся вести к «светлому будущему человечества».

Февраль 2008 года. Лондон.

Напишите мне