Поездка в Оку осенью…

Собирались в эту поездку долго. То у Толи, моего брата, времени не было, то Олег Иванов, наш друг, живущий в посёлке Саяны, выезжал из Оки по делам, или в Иркутск, или в Улан – Уде. А осень «уходила» постепенно, но неуклонно. Проезжая, на автобусе, по плотине Иркутской ГЭС, я иногда видел синевато – белые, уже заснеженные хребты Хамар – Дабана, на противоположной стороне Байкала, километрах в ста пятидесяти от Иркутска. Чистота осеннего прохладного воздуха, красота открывающейся перед нами панорамы, вид просторов сине - зелёной, чистой воды в обрамлении золотых береговых березняков, восхищала меня и вместе порождала грустные размышления, о «уходящей натуре»…
И вот мы выезжаем, а на улице дождь и листья на берёзах во дворе уже облетели и погода похоже испортилась надолго. Я, ожидая поездки в Саяны, уже побывал в пригородной, прибайкальской тайге, полюбовался увядающим золотом лесов, синевой холодных пространств ангарской воды, подышал хрустально – чистым, целебным, ароматным воздухом, пожил недельку в одиночестве, в зимовье, в вершине таёжной речки Илги…
Но всё это были попутные, тренировочные походы, которые только готовили меня к главному, целевому, в Оку…
Об этих походах, тоже замечательных по существу, я расскажу в другом месте, ну а пока…
Из города выехали в четвёртом часу и, набирая скорость, устремились в сторону Байкала. За Шелехово, поднявшись на перевал, увидели снег, первый большой снег, который продолжал падать, на притихший, непривычно строгий, лес…Дорога мокрая, скользкая, даже опасная, заснеженной белой лентой с чёрными проталинами – колеями посередине, стелилась под колёса, поворачивая то влево, то вправо, выбирая среди леса самые пологие подъемы и спуски.
“Хорошо что ещё машин немного,” - подумал я и поплотнее устроился на переднем сиденье…
Перевалили через заснеженный, таёжный хребет, в сторону Байкала, но озера не увидели - всё заволокло тучами. Уже на крутом извилистом спуске к Култуку, посёлку в южной оконечности Байкала, подъехали к импровизированному рынку, на обочине, где продавали солёный, жаренный, копчёный омуль и, остановившись, купили прямо из дымной коптильни, парочку ещё горячих рыбин, с одуряюще апетитным, острым запахом копчёностей.
Проехав Култук, остановились поужинать в придорожном кафе и сьели по гуляшу, по тарелке щей и выпили по стакану чаю – дорога предстояла длинная, всего около шестисот километров, а от Култука километров четыреста пятьдесят…
Медленно опускались сумерки, когда мы переехали лесистый низкий перевал, между долиной реки Иркут, впадающего в Ангару и собственно байкальской котловиной, оставшейся позади. Перевал настолько невысок, что можно пробив канал, направить реку Иркут в Байкал и тем постепенно поднять его уровень и уровень Ангары, из Байкала вытекающей. Вероятно некогда, так и было, но потом Иркут повернул в сторону и между Тункинской долиной и Байкалом, образовалась перемычка…
Вскоре долина Тунки расширилась и справа возникла цепь вершин, сверкающих в вечерних сумерках серебристым, свежевыпавшим снегом. Тункинские гольцы, в свете умирающего дня виделись некими плохо различимыми массивными привидениями, на которых кое – где, казалось, ещё отражались лучи давно закатившегося за горизонт солнца..
Я смотрел в окошко на пробегающую мимо степь в обрамлении лесистых горных хребтов и думал, что Тунка хорошее место для скотоводов и даже для земледельцев, которым занимались здесь издавна, но жить здесь постоянно, наверное, скучно…
В селе Тибельти, рядом с дорогой, высится холм, по преданию, насыпанный завоевателями - монголами, в один из своих походов на Запад. Курган стал могилой для павших воинов и по преемственности, сегодня, на его невысоких склонах расположилось местное бурятское кладбище. Люди, придерживаясь традиций, подхоранивают своих умерших рядом с далёкими предками…
Пейзаж в сумерках, был однообразен и уныл. Слева, полого подползали к долине лесистые склоны холмов; справа, равнинную степь ограничивали высокие гольцы, зубчатой чередой вершин; впереди, вдоль русла речек, впадающих в Иркут, то тут то там, виднелись редкие огоньки бурятских сёл и заимок, состоящих из бревёнчатых одноэтажных домов с пустыми, часто неогороженными пространствами между ними… Непонятно было чем живут и где работают люди населяющие эти убогие жилища…
В темноте, в свете фар, иногда, появлялись фигурки идущих по обочине людей. А то и припозднившихся коровёнок, бредущих в сторону «дома»…
Жизнь здесь шла своим осенним, скучным чередом и наверное особенно была невыносима для молодых, которые жаждали весёлого общения, а вместо, от скуки и безысходности впадали в тоску, порождающую бытовое пьянство,. Невольно вспоминались Блоковские строки: «Ночь, улица, фонарь, аптека…»…
А большинство людей, как обычно в осенние тёмные вечера, сидели у телевизоров и мечтали о светлой радостной жизни, о любви, дружбе, о незнакомых странах…
В Кырене, центре Тункинского района, снега не было, улицы плохо освещены и мертвенно пустынны, и мы приехали, сквозь посёлок, в молчании…
В Мондах, крайнем, к горам посёлке, было темно, холодно, и снег хрустел под колесами подмороженной корочкой. Было уже десять часов и на чёрном небе появились яркие гвоздики звёздочек. Я вспомнил, что неподалёку от этого места, в тайге, на границе с Монголией, стояла астрономическая обсерватория, с мощным оптическим телескопом. «Вот бы глянуть на эти звёзды в «трубу», – подумал я и невольно поёжился. Казалось, что за околицей Монд, заканчивалась не только обжитая человеком земля, но и жизнь вообще, так неуютно и одиноко смотрелось всё вокруг. От приподнятого настроения выезда на природу, не осталось и следа…
Перед подъемом на перевал, отделяющий Иркут от Оки, остановились и вышли из машины. Дул холодный, резкий ветер, и перед нами в свете неполной луны, появившейся над горными вершинами, высокой и мощной стеной стояли горы, покрытые чёрным, на фоне снежных вершин, лесом. Суровость сибирской долгой зимы, представилась вполне страшно и наглядно…
Усевшись в тёплую кабину машины, я подумал о Лондоне, о не потерявших ещё листву, громадных лондонских платанах в парках, зелёном, стриженном газоне, о лебедях, гусях и утках, стаями резвящихся в просторных прудах, среди этого тёплого великолепия…
Через минуту, мы поехали дальше и справа в долине, за Иркутом , замелькали электрические огоньки заимок. «Как они здесь живут?– вновь подумал я всматриваясь в холодную тьму ночи…
Чем выше к перевалу мы поднимались, тем больше на дороге, под колёсами и вокруг наметало снега, тем холоднее и опаснее становился путь. В одном месте, в свете фар, убегая по горному откосу, мелькнула на мгновение серо-рыжая тень, не то косули, не то рыси – места начались глухие и малопосещаемые. Скальные склоны, тёмными ущельями громоздились по сторонам и только впереди, освещённая фарами, вилась заснеженная дорога, с одиночной узкой колеёй – незадолго перед нами кто-то проехал…
Остановились, на краю круто уходящей вниз пропасти. Далеко, под нами, шумел, прыгая по камням полузамёрзшей водой, стремительный Иркут, а позади, в глубоком ущелье и над нами свистел и выл ветер, грозясь столкнуть нас в пропасть. Дорога, здесь шла, по вырубленной в скале полке, и мы держались подальше от обрыва, прижимаясь, почти вплотную к скалам…
Было уже около двенадцати часов ночи, когда наша усталая «Нива», поднялась на переметённый снежными заносами перевал, и Иркут отвернул куда-то вправо, во тьму ночи, в направлении озера Ильчир, из которого и брал начало.
А мы покатились по пологой равнине вниз, по правому берегу реки Оки, начинающейся где-то здесь, совсем маленьким источником, скрытым в высоких моховых кочках…
У Бурхана - особо, молельного места бурят-хондогоров, населяющих долину Оки, встретили остановившийся японский грузовичок, с японской же легковушкой, притороченной в кузове. Буряты, ехавшие в Орлик, как и мы, поприветствовали нас, пожали руки и представились. Шофёр Самбул, и его попутчик Доржи, поздоровавшись, отсыпали нам горсть крупы, для «жертвы» Бурхану, местному главе духов и покровителю путешественников и охотников. Потом постояли, поговорили и, узнав, что мы собирались, несмотря на непрекращающийся снегопад и мороз, ночевать в придорожном, разворошенном зимовье, предложил ехать вместе с ним в Орлик и пообещали устроить нас у своих родственников, живших в недавно отстроенном доме…
Мы с благодарностью согласились, потому что ночевать в промороженном домике с выбитыми окнами, совсем не представлялось приятным занятием…
Мы поехали вперёд и на следующем повороте Оки, остановились и сьели копчёную рыбу, купленную на берегу Байкала. Она остыла конечно, но мясо было нежным, вкусным и пахло ивовыми костровыми дровами. Горячий, напревший в термосе чай, продлил наше удовольствие.
Самбул на грузовичке то отставал, то вновь догонял нас, по пути заезжал к родственникам и прихватил ещё двух пассажиров, а одного, где-то высадил.
«Они тут все друг друга знают – подумал я - в таких местах, городское равнодушие неуместно. Ведь, в такую погоду и замёрзнуть насмерть можно, в ожидании попутки…»
Мы мчались по заснеженной дороге, фары высвечивали придорожные деревья, и почти засыпая, мне казалось, что мы летим по какому-то нескончаемому тоннелю, ведущему к загадочному краю земли. Чувство опасности пробуждало от грёз и, глянув на Толю, я видел усталое лицо и немигающий взгляд, устремлённый на дорогу…
- Ты не спишь? – спрашивал я и брат в ответ отвечал, улыбаясь:
– Ты не беспокойся. Я в порядке…
В Орлике были в начале четвёртого ночи, но Самбул, не стесняясь, разбудил своего племянника Булата, который, дрожа от холода, вышел навстречу, помог занести вещи в дом, а потом и помог загнать машину во двор к другому родичу. Попив чаю, который тут же был согрет на электрической плитке, мы расстелив спальники, на свежеструганном полу, уснули тотчас же и сквозь сон я слышал, как Булат встал в пять часов, растопил печь, и ушёл на дежурство, в гараж, где он работал кочегаром...
Вернулся он в девять часов утра, покормил нас остатками вчерашнего мясного ужина, напоил чаем, и проводил до машины.
Над поселком поднималось холодное утро, и из многих печных труб, поднимался ароматный дымок. Мужчины уже ушли на работы, а женщины занимались хозяйством – мы встретили несколько, с вёдрами на коромыслах, идущих в сторону речки, покрытой тонкими ледяными заберегами…
Мы поехали к нашему знакомому Николаю Папаеву, который работал в управе местной администрации. Узнав, что я приехал так издалека, он одобрительно покачал головой и пригласил в гости к своей соседке, старушке, которая была дочерью, соётского племенного лидера, ещё в тридцатые годы…
Сойоты, малочисленная народность, почти исчезнувшая за последние годы, но возрождающаяся сегодня… Профессор Рассадин из Бурятского университета, восстанавливает сойотский алфавит, была проведена перепись, по которой количество сойотов превысило четыре тысячи человек. Историей сойотского этноса занимается известный российский этнограф, Лариса Палинская, которая прожила в Орлике почти десять лет и монография которой, «Страна поднебесных долин» очень интересна, и является на мой взгляд, замечательным обобщением опыта исследования, традиций и древнего уклада жизни сохранившегося в Окинской долине, и отличается глубоким пониманием процессов связанных с техногенным воздействием человека, на климат и природу Земли в целом.
Однако, несмотря на интереснейшие беседы в Орлике, мы спешили заехать в тайгу, и поэтому, не дождавшись встречи с главой администрации района, который в это день был предельно занят, мы после обеда уехали в посёлок Саяны, расположенный от Орлика километрах в сорока, ниже по течению реки…
Олег Иванов предупредил своих домашних о нашем приезде, и, пообедав у него в доме, мы на нашей «Ниве», отправились к Анатолию, родственнику Олега, на заимку, на берегу незамерзающей даже зимой реки …….
Попив у Анатолия чаю с домашней выделки, густыми, как сметана сливками, мы переоделись, прихватили рюкзак и оставив свою усталую «Ниву» во дворе, пересели на «Уазик» Анатолия, проехали в устье Хойто – Оки, где в зимовье и собирались пожить несколько дней…
Зимовье оказалось хорошо срубленным, просторным домиком, поставленном на высоком берегу реки, на краю большой альпийской луговины, спускающейся в долину. Мы с собой принесли металлическую печку, поставили её на место и, простившись с провожатыми, остались одни…
По тропинке, идя в зимовье, Анатолий показал нам сидьбу, с которой они два года назад, у останков задавленной коровы, пытались скараулить медведя. Попытка оказалась неудачной, но медведь, пришёл к задранной корове, как только охотники перестали его поджидать, и доел оставленную ему жертву…
Растопив печку и напилив дров на несколько дней, мы сварили еду и при свете свечи поужинали, выпив традиционные сто граммов, за удачное водворение в это замечательно красивое место.
За рекой над таёжным склонами, над нами, дымилась снежной позёмкой вершина хребта, на уровне двух километров восьмисот метров, и вверх уходила узкая таёжная долина, по дну которой бежала быстрая шумливая речка, кое где на перемычках, уже прихваченная льдом…
Утомлённые длительным днём, наполненным переездами и встречами, мы рано легли спать. Выйдя на минуту из зимовья, ближе к утру, я увидел за порогом белую пелену падающего снега, и одинокие деревья, грустно качающие безлистыми вершинами. Из ночной мглы дул, тревожно свистящий в ветках, сильный ветер и шум реки под берегом, прерывался по временам беспокойным поскрипыванием полуповаленной лиственницы неподалёку… Проснувшись ещё затемно мы подогрели чай и, попив его с бутербродами, собрали рюкзаки, прихватили ружья, и по свету, но при продолжающемся снежном буране, отправились обследовать окрестности.
Поднявшись по конной тропе до следующего полуразрушенного, старого зимовья, мы разведя большой костёр, пообедали, обсуждая маршрут на завтра. Снег продолжался и насыпало уже слой сантиметров на двадцать. .. Возвратившись в сумерках в зимовье, я обессиленный упал на нары и в полузабытьи дождался ужина. Жизнь в городе лишает нас привычки к тяжёлой ходьбе по неровным лесным тропам, и я чувствовал себя разбитым и усталым.
Толя сварил ужин, вскипятил чай и мы, поужинав и лёжа на спальниках, долго вспоминали лесные походы, которых за плечами было несчитанное количество… Толя вспомнил, как он начинал свою лесную жизнь, собирая камедь – лиственичную смолу в глухих медвежьих местах в районе Байкала, в короткие перерывы в основной работе, - он был главным архитектором проекта, в институте. Вспомнил один свой заезд, в котором познакомился с местным бурятом Гришей, имевшим двух замечательных зверовых лаек, «ставивших» - останавливающих ему за зиму, несколько сохатых, которых охотник и отстреливал, неспешно разыскивая собак и осторожно подходя к зверю под лай своих помощниц. Толя вспомнил о добытом медведе, которого убил из-под этих собак, гость Гриши, молодой охотник.
Дело было так, - позёвывая, рассказывал Толя…
Собаки отыскали, ещё по чернотропу берлогу и залёгшего в неё, медведя. Когда охотник, бродя по незнакомой тайге, случайно вышел на лай, думая, что собаки поставили лося, он вдруг увидел берлогу, под выворотнем, из которой у него на глазах выскочил небольшой медведишко и кинулся за собаками. Охотник стоял буквально в двадцати шагах от берлоги и не знал, что ему делать, когда разъяренный медведь, возвращающийся в нору заметил его. Деваться было некуда и охотник выстрелил, вначале пулей, а потом когда медведь пробовал подняться после попадании пули, и картечью. Медведь завалился в кусты и ошеломлённый охотник, понял, что он добыл медведя… Толя и Гриша, уже ночью в сопровождении удачливого охотника, который стрелял медведя из двустволки двадцатого калибра, пришли к берлоге и разделав зверя, вынесли мясо в зимовье…
На улице выла снежная вьюга, а в домике было тепло и Толя не спеша, попивая чаёк. рассказывал эту историю с замечательными подробностями… Он вспомнил, что собаки были неказистыми и очень тощими, так что с первого взгляда можно было спутать их с дворняжками… Я заснул уже в конце рассказа и мне приснился сон о дальневосточной тайге, о стадах диких косуль пасущихся на лесных опушках, о море, которое грозно шумело у подножия невысокого холма…
Проснулся я от шума за стенами зимовья. Выйдя на улицу, почувствовал пронизывающий холод, постоял, слушая гул деревьев вокруг. И вернувшись, лёг досыпать – в такую погоду, в тайге нечего было делать… Только к двенадцати часам дня, ветер немного стих и мы отправились вверх по пади, в надежде встретить следы оленей или лосей. Но снег продолжал сыпать с серого мрачного неба, и видимость была почти нулевой. Звери в такую погоду лежат, отдыхая, экономя силы и энергию. Поднявшись по петляющей по правому склону тропе, мы остановились рядом с большим выворотнем и, соорудив жаркий костёр, пообедали, запивая бутерброды горячим крепким чаем. Снег сыпал с неба и подхваченный ветром у земли, закручиваясь струйками, с шипением таял в желто-алых языках пламени… На противоположном склоне стоял серой щетиной лиственичник, кое-где перемеживаемый зелёными зарослями кедрачей. Выше, начинались заснеженные каменистые осыпи с редкими маленькими ёлочками, в морщинках земли… Картинка была масштабно – величественная, но мрачноватая…
Вернулись к зимовью уже в сумерках и, поужинав при свече, выпили водочки и взбодрились. Я вспомнил горы Хамар – Дабана, где мы с другом были на глухарином току. Ночевали мы у большого костра, и среди ночи, просыпаясь от холода, слышали стук переваливаемых на осыпи, камней. Это медведь, ходил по склону, чуть выше нас и разыскивал бурундучьи норки, в которых эти шустрые зверьки хранили запасы кедровых орешков… Тот поход мне надолго запал в душу, как часть весеннего, первобытного счастья силы, молодости и красоты пробуждающейся природы. Тогда я впервые услышал таинственные звуки первобытной глухариной песни, и очарованный на всю жизнь превратился в таёжного путешественника…
А Толя, словно подхватив мои воспоминания, рассказал, как несколько лет назад, они вчетвером, на конях, ездили на охоту в горы. По приезду в Базовое зимовье, они разделились на группы, и стали обследовать разные районы. У них была лицензия на медведя и потому Толя с утра до вечера ездил вдоль таёжной горной долины и высматривал медведей, нередко выходящих в это время, на открытые склоны, «пастись» - ведь медведи всеядные животные… И вот, уже под вечер, он увидел между скал, крупного, почти чёрного медведя. Оставив лошадь внизу, он, задыхаясь от волнения и усталости, поднялся на хребет и, выглянув из за скалы, увидел медведя, стоящего на луговине, внимательно принюхивающегося в его направление. Толя немного испугался, но когда медведь валкой рысью направился в его сторону, прицелился и выстрелил. Медведь рявкнул, всплыл на дыбы и тут Толя выстрелил второй раз. Зверь повалился в сухую траву и застыл, а Толя ещё не веря, что он добыл Зверя, по дуге подошёл к медведю и только тронув кончиком сапога шерстистый бок, понял, что тот не оживёт уже никогда…
- Это замечательное чувство волнения и страха перед опасностью, преодоление этого страха и составляет основную причину притягательности охоты и связанных с нею путешествий - закончил свой рассказ Толя. - Именно на охоте, я впервые понял величие и равнодушие к человеку природы, впервые стал думать о том, что скрывается за этим грозным величием и, решая эту загадку, вот уже который год путешествую, в поисках ответа…
Я молчал, вспоминая свои походы и неожиданные, иногда смертельно опасные встречи с медведями. Несколько раз мне приходилось отстреливаться от нападавшего хищника, и только наличие оружия спасало меня от смерти…
…Третий день нашего присутствия, в саянской тайге, начался как обычно. Я, проснувшись первым, вылез из спальника, оделся, обулся в холодные сапоги и, взяв котелки, пошёл за водой на реку и увидел там свежие, утренние следы рыси и рысёнка, которые наверняка учуяли запах дыма из трубы в зимовье и долго ходили вокруг, пытаясь определить степень опасности этого запаха.
Погода выправилась, но солнца на сером, облачном небе пока не было, хотя видимость улучшилась. Попив чаю и позавтракав, мы пошли вверх, в сторону, больших марян, справа по склону. По пути мы пересекли следы парочки косуль и, выйдя на крутой, ровный луговой подъём, вдалеке, за кустами увидели пасущихся лошадей…
Пройдя ещё метров пятьсот, пересекли следы крупного волка, поднимавшегося в гору мерной широкой рысью. Тут мы разошлись: Толя пошёл налево, по следам косуль, а я направо, в сторону речной долины. Выйдя на перешеек между мареной и зарослями молодого лиственичника, я увидел, что в сторону упавшего, с корнем вырванного дерева, скачет что-то незаметное, с чёрным пятнышком на хвосте. Я остановился, пригляделся и различил гибкий силуэт горностая, в белой нарядной шубке и черными бусинками глаз на маленькой, с острыми ушками, головке. Он залез под корневище упавшего дерева, но когда я поскрёб палкой по стволу, появился на поверхности, метрах в пяти от меня, и долго с любопытством всматривался в мой неподвижный силуэт.
Так мы и разглядывали друг друга в течении нескольких минут. Но, поняв что я ему не опасен, горностай, мелькая чёрным кончиком хвоста на заснеженной поверхности склона, помчался дальше, по своим делам…
Пройдя ещё с километр, я увидел далеко вверху, на большой вершинной марене, тёмные фигурки пасущихся сарлыков, домашних яков, которых здесь содержат в полудиком состоянии. Они видят своих хозяев очень редко, в основном весной и летом, а остальное время проводят на горных пастбищах, рядом с дикими зверями. Шерсть на яках черная, длинная, копыта острые и при нападении медведей или волков они сбившись в круг, выставляют вперёд опасные рога, пряча внутри круга телят и молодых животных. Сарлыки выживают в самые жестокие метели и морозы, и к весне, возвращаются на луга, вблизи хозяйских стойбищ…Буряты и сойоты с древних времён, используют их шкуры, шерсть и мясо, а иногда и молоко, которое у сарлыков очень жирное и питательное…
К сожалению, сегодня, почти утрачены навыки дойки этих животных на пастбищах и потому сарлычье молоко редкость даже здесь, в горах…
К обеду, я возвратился к зимовью, где меня уже ждал Толя. Мы поели, собрались и вынесли все вещи вниз, к краю, заснеженной поляны, до которой доходила дорога. Толя отправился за нашей «Нивой», на заимку, а я в ожидании, поднялся повыше на гору и долго рассматривал в сильный бинокль, пасущихся сарлыков, скалы на гребне хребта и круглую, заснеженную вершину, словно нависающую над речной долиной…
Незаметно промелькнули три дня таёжной жизни. Мы не видели ни изюбрей, ни медведей, но на время окунулись в неспешную жизнь природы, где очень многое зависит от состояния погоды и от местоположения стоянки. На короткое время, мы вторглись в чуждый человеку мир таёжной одинокой жизни, почувствовали свою слабость и одиночество, и вместе испытали несколько мгновений осуществлённой, хотя бы формально, свободы. Мы были пришельцами, любопытствующими, на время появившиеся и возможно навсегда покидающие эти места. Природа, пространства окружающие нас, не обратили внимания на наше присутствие…
Для нас, эти три дня, стали заметной деталью нашей жизни, приключением, но пройдёт немного времени и мы забудем и эту, шумящую на каменистых перекатах реку, щетину, промороженных лиственичников, купол высокой, заснеженной вершины над нами…
Далеко, приближаясь, послышался гул мотора и из-за лесочка вывернула «Нива», подкатила ближе, развернулась и из автомобиля вышел улыбающийся Толя. Загрузив лесной скарб, мы через покосы и перелески, выехали в широкую долину, и, минуя пастбища, на которых паслись равнодушные бычки и лошадки, всматриваясь в открывшиеся новые горизонты, вскоре подъехали к заимке. Хозяина не было дома, и мы отказавшись от предложенного чая, переоделись в городскую одежду, поблагодарили за гостеприимство и уехали в Саяны, к Олегу Иванову….
Олег Иванов, Толин друг, бывший председатель местного колхоза и депутат районного Совета, встретил нас в своей усадьбе, стоящей на краю посёлка под скалистым крутым гребнем, спускающегося к реке хребтика. Он встретил нас улыбкой, провёл в дом, поставил чай и стал расспрашивать о проведённом в тайге времени. Чуть позже мы поужинали, и пошли спать в гостевую комнату, на втором этаже его летнего дома. Олег и его жена Горылма, имеют четверых детей, большое хозяйство и кроме сеновала, бани и стойл для скота, два дома, стоящие один рядом с другим. Они известные в районе люди и их семья, чувствует себя здесь, в Саянах, комфортно и даже наверное счастливо. Кругом красивые горные долины и хребты, тайга полная разного зверя, реки, изобилующие рыбой, люди, знакомые с ранних лет, и множество дружелюбной родни. Эти места они хорошо знают и, будучи азартными охотниками, радуются любой возможности уйти, хотя бы на время в горы. Старший сын, рассказал нам о снежном барсе, живущем в труднодоступных горных ущельях, которого, иногда видят охотники, то в верхней части долины, то в вершине горных речек, стекающих из окрестностей в Оку. Мы даже договорились, что в следующий наш приезд, отправимся на поиски этого редкого хищника…
Утомлённые сменой впечатлений, мы рано ушли спать, но слышали разговоры мужчин снизу. По весёлому, счастливому тону, можно было предположить, что речь шла об охоте…
Утром, поднявшись пораньше, мы, поблагодарив хозяев заочно, и попив чаю в пустой кухне(хозяйка уже работала на домашнем скотнике, а сыновья возглавляемые отцом, разъехались по работам), отправились в Орлик. Ока, вдоль которой вилась дорога, текла меж каменистых берегов и чистая прозрачная вода, под солнцем, отдавала тёмно блестящей синевой, пенилась стоячими бурунами над большими валунами, кое-где торчащими над стремительной водной поверхностью. Проехали недавно отстроенный маленький буддисткой храм, в огороженном дворе которого паслась одинокая корова…
В Орлике мы с братом зашли с визитом к директору школы, краеведу и интересному, гостеприимному человеку, Баиру Шарастепанову, который усадил нас в кабинете большого дома и стал рассказывать об истории Окинской долины, которую часто называют Тибетом в миниатюре, о войсках сына Чингизхана - Джучи, проходившего в древние времена здесь несметной конной ордой на завоевание далёкого неизвестного никому Запада…
Меня интересовали НЛО, о присутствии которых в здешних местах, я уже слышал правдоподобные рассказы… Один из моих знакомых, как то, сидя у охотничьего костра, рассказал, о том, что видел корабль пришельцев, неподалеку от Окинской долины, на берегу озера Ильчир в Восточном Саяне вечером на метеостанции, начальником которой он тогда был… Над вершиной горы при свете встающей луны он увидел громадных размеров серо – стального цвета сферу, которая плавно опустилась к земле, остановилась, и в ней вдруг загорелось квадратное «окошко». В «окошке появился силуэт, казалось рассматривавший метеостанцию и крошечного человека неподалёку. Затем «светящийся» глазок погас и сфера так же плавно и неслышно, заскользив в воздухе, исчезла за хребтом… Озеро находится по соседству с Окой и я невольно вспомнил этот случай…
Баир, улыбаясь, стал рассказывать о Окинской Шамбале, которая находится далеко в тайге, в малодоступных местах, над которыми изредка, охотники и пастухи, особенно звёздными ночами, видят загадочные летающие объекты…
- У нас тут, похоже, целый космодром – посмеиваясь, констатировал он и уже серьёзно добавил – Мы давно собираемся исследовать эти места. Но словно кто-то мешает: то времени нет, а то вдруг так тревожно на душе становится, что каждый раз экспедиция в загадочные места откладывается… ко всеобщему удовольствию…
Жена директора школы, Зоя, рассказала, что год назад они с подругой, идя из школы после занятий, видели в зимнем сумеречном небе загадочный серебристый треугольник, висевший над горизонтом неподвижно, а потом исчезнувший, словно растаявший в сумерках.
- У нас и не такие чудеса бывают, - продолжил Баир - прошлый год, один профессиональный охотник рассказывал, что по следам, преследуя неизвестного хищника, утащившего задавленную им лошадь, увидел, как из-за скалы вывернул крупный тигр и, перепрыгнув широченную расщелину в скалах, исчез. Охотник божится, что это был тигр и я ему верю – да и трудно спутать снежного барса с тигром. И размеры сильно отличаются и окраска, - закончил рассказчик…
- Вот приезжайте сюда недельки на две и мы, тогда совместную экспедицию организуем,- подытожил он и мы поднялись прощаться…
Выйдя из дома директора школы, мы остановились на высоком берегу Оки и долго любовались открывающимся горным пейзажем, на противоположной стороне реки. Ока, сине – прозрачными. ледяными струями кипела на перекатах, стремила свои воды мимо посёлка и отделяла мир дикой природы от мира человека границей, ширина которой здесь, в центре Восточного Саяна, была не более ста метров...
Выехали из Орлика в два часа дня и помчались по грунтовой дороге вдоль пустынной долины на восток…
По дороге встретили рейсовый автобус из Слюдянки полный пассажиров.
- И сюда люди ездят, – с удивлением подумал я, хотя понимал, что в начале двадцать первого века уже не осталось неосвоенных земель, даже в такой огромной стране, как Россия.
И словно в противовес этому мнению мы вдруг увидели на дороге стаю чёрных, мрачных воронов и крупную собаку – лайку, которые объедали труп лошади, лежащий на обочине дороги. Собака облизывала окровавленную пасть, с опаской поглядывала в нашу сторону, а вороны теснились неподалёку, ожидая своей очереди. У лошади уже был выеден почти весь зад и кровь струйками вылившаяся на землю застыла, а остекленевшие мёртвые глаза, неподвижно смотрели куда-то в небо…
Осмотрев «побоище», мы поехали дальше гадая - что было причиной смерти этой лошади. А я, вспоминая облизывающуюся собаку с набитым мясом брюхом, думал, что здесь, никого не удивляет мёртвая, полусъеденная лошадь, так как стада скота и лошадей, часто, особенно зимой, пасутся без присмотра и никто не всплёскивает руками в испуге, обнаружив, что к весне, некоторое количество голов скота пропадает. Люди здесь живут в другом измерении, нежели в обычных городах и посёлках…
Я уже рассказывал как-то, что волки живут тут раздольно, так как по бурятскому поверью, с волками лучше не враждовать потому, что «серые разбойники», узнав какое стадо скота принадлежит их «обидчику», начинают ему мстить и нападают именно на его лошадей, коров и овец…
Снег на перевале наполовину растаял под лучами яркого горного солнца и мы на тормозах, медленно спустились по заледенелой трасе, а когда проехали опасное место, то, остановившись, попили водички, перекусили и уже без опаски осматривали придорожные гранитные обрывы и скалы… Спустившись ещё ниже, мы зашли в кафе, при дороге, неподалеку от КПП, и сьели по несколько замечательно вкусных и сочных поз, - буряткой разновидности мясных пельменей.
Когда молодой лейтенант гаишник, выйдя из будки спросил нас у кого мы были в Оке, Толя сказал , что у Олега Иванова и лейтенант дружелюбно улыбнулся: Олега Иванова знали все и в Оке и в Тункинской долине…
Спустившись с гор, мы под ярким розово-золотым закатным солнцем, покатили в сторону Байкала, любуясь белоснежными пиками Тункинских Альп, вглядываясь в предвечернюю панораму степи, расстилающейся перед нами в обе стороны, на многие километры. Справа, вдалеке, на длинных, пологих склонах, загадочно и маняще, синела дремучая тайга…
К Байкалу выехали уже в ночной темноте и, остановившись в придорожном, многолюдном кафе, на крутом склоне, высоко над водой, попили чаю, любуясь на переливы электрических огней внизу на берегу невидимого Байкала…
До Иркутска оставалось каких-нибудь сто километров…
Февраль 2006 г. Лондон.

Напишите мне