Борис Юдин (проза, поэзия)

Родился и жил в Латвии (Даугавпилс. С 1996 года – в эмиграции. Живу в Нью- Йорке США.
Публикации в журналах Побережье ( США), Крещатик, Эдита( Германия), Стетоскоп ( Франция), Футурум арт, Дети Ра ( Россия).
Автор двух прозаических книг : “Убить Ботаника”, Нора друк, Киев, 2003 и “Дилетант”, Гаятри, М., 2005.
Член редколлегии альманаха поэзии русского зарубежья “Другие берега".


П Е Г А С

Ах, ты конь мой синегривый, белое лицо!
Что ж ты машешь надо мною вороным крылом?
Ветви яблонь истекают золотой пыльцой,
И потоки птичьей страсти омывают дом.

Слышно светлыми ночами как растёт трава,
Занимаются любовью толстые жуки,
Тихо шепчут Водяному сладкие слова
Две молоденьких русалки в глубине реки.

Что ж ты, конь мой синегривый, русский мой Пегас,
Вместо слов цветастых даришь только черноту?
Полночь входит тихой сапой, и ночник погас,
И лежит новокаинно немота во рту.

Ты не вейся, ты не ворон, ты всего лишь конь.
Сядь, покурим, выпьем водки... На вот, закуси.
Дай на счастье погадаю. Покажи ладонь.
Не тревожься - до Парнаса я возьму такси.

В рюмку горькую тихонько оброни кольцо,
На столешнице, как скатерть, расстели рассказ.
Ах ты, конь мой долгогривый, бледное лицо!
О любви да об удаче - в следующий раз.



* * *

Я думал зимы непереносимы,
А оказалось, что произносимы,
Если на русском языке изречь.
Другое дело, если скажешь winter,
Надеть под куртку позабудешь свитер,
И дров подбросить в вянущую печь.

И сразу снег в лицо швырнёт дорога.
Всё потому что Даббл ю двурого -
Вот так и дал бы палкой по рогам.
Всё потому, поэтому и также
Зима по- русски несравненно краше
Всех зим по иноземным берегам.

Зима по- русски южных зим вьюжнее
Забористей, задористей, нужнее.
Декабрьский вечер. За окном пурга.
И ожидать волнительно и сладко,
Что в Святки девки запоют колядки
И станут ворожить на жениха.


* * *


“ Пред ликом Родины суровой я закачаюсь на кресте..”

А. Блок

Август. Звук лежит, как лист, искомкан.
Землю мнёт подкованый сапог.
Петроград. В пыли и хламе комнат
Умирает Александр Блок.

А ведь было. Сладко скрипка ныла...
В ожиданьи страшных перемен
Не тебе ли к ночи подарила
Розу кареглазая Кармен?

Коломбина спутала все роли,
Запил безнадёжно Арлекин.
У Прекрасной Дамы на гастролях...
Жаль что умер... Хоть чужой, но сын.

Пой, Пьеро, чтоб сердцу было жальче!
Лют наган и холод - по ногам.
Господи! Когда же Балаганчик
Превратился в этот Балаган?

Ветер рвёт плакаты. И в столице -
Пыль в глаза, как к пестику пыльца.
И встаёт степная кобылица
На дыбы у Зимнего дворца.

Вот и всё. И тишина над миром.
Леденеют мёртвые уста,
И ведут двенадцать конвоиров
На растрел пленённого Христа.

Залп беззвучен. Косо небо треснет,
Марк сверкнёт наколкой на руке.
Иоанн георгиевский крестик
К вечеру заложит в кабаке.


ИГРА НА РАЗДЕВАНИЕ

Женщина с себя снимает белое,
Обнажая тело перезрелое.
Перезрелое, непропечёное.
Женщина с себя снимает чёрное.
Ночь. В окне огней цветное крошево.
Ночь снимает женщину задёшево.
Как не снять, раз без присмотру брошена?
Женщина с себя снимает красное.
Женщина с себя снимает синее.
Грязь. И ожидания напрасные.
И тошнит немного от бессилия.
Не спеша с себя снимает чётное,
Чёрною молвою коронована.
Только женщина давно учёная,
Как собачка в цирке, дрессирована.
Женщина чуть- чуть поводит плечиком,
Знает, что греховна изначально.
Но ведь больше снять, похоже, нечего.
Разве только кожу на перчатки.

Дождь отплакал. За рекою - радуга.
По Москве невесть который год
Женщина, застёгнутая наглухо,
Мумией египетской идёт.



Ф Л И Р Т

Лифт флирта. Фиалки приколоты к лифу.
То падаешь в бездну, то – в небо ракетой.
Ритм флирта. Петрарка купается в рифмах,
Лауру опутывая в сонеты.

Флёр флирта – и хвост у павлина распущен,
Соперника валит олень на колени,
В альбоме у Керн заливается Пушкин
О том, что чудесное будет мгновенье.

Всхлип флирта. Намёки – дурманом по венам,
И запах магнитен, как вальс на баяне.
А взмахи ресничные так откровенны,
Как дам недостатки в общественной бане.

Флирт жарок, как спирт, как пасхальные свечи,
Как тень саламандры, танцующей в топке.
И хочется верить, что счастье – навечно.
И тянутся пальчики к лифтовой кнопке.


* * *

“Знал бы прикуп – жил бы в Сочи.”

Поговорка советских преферансистов


А я не знаю прикупа – значит не жить мне в Сочи,
И не исправит прикус мой
американский дантист.
И не понять мне прянного привкуса многоточий,
И не вспорхнуть от радости голубем на карниз.

Вот потому- то рвётся бумага в мелкие клочья,
Вот потому- то ночи после любви тихи,
И драгоценные камни никак не выходят из почек.
Ну, а стихи – наказание за будущие грехи.

Ах, вдохновенье! Воздух вдохнул полной грудью, и замер.
Словно нырнул с разбегу в чёрную плоть пруда,
В смену весны на осень, в тайну квартирных камер...
Чтоб годовыми кольцами - над головой вода.

Чтоб скатертью стала дорога - и ни конца, ни края,
И пустельга приколота, как брошка, к сини небес,
Чтобы, взмахнув крылами, деревья слетелись в стаи
И стали казацким станом под странным названием “Лес”.

Но ни вздохнуть, ни охнуть. И это необратимо.
Сочи – лишь точка на карте, а карта легла не та.
Щёлкают годы, словно дозиметр портативный,
И строки, будто морщины, бегут по лицу листа.


* * *

Как вечерняя заря горяча!
Птицы – к югу. Облака - на восток.
Облетает Млечный путь по ночам
Мириадами кленовых листов.

Под влюблёнными вздыхают скамьи
Что в озёрах почернела вода,
И уходят зимовать муравьи
В укреплённые свои города.

Только всё это не важно теперь.
Круглый год полно работы у свах,
Чтобы утром тихо скрипнула дверь
С необсохшим поцелуем в губах.


* * *

Лёгкость рук и откровенность взглядов,
Рюмок запотевшее стекло,
Сладость губ и горечь шоколада
Да ликёра липкое тепло,

Облаков свинцовые белила,
Воробьиный щебет по утрам...
Господи! Когда всё это было?
Кажется, ещё позавчера.



ПРОРОКИ

Местечковые гении с прокуренными зубами...
В тесных кухнях они не говорили – вещали.
И вращали планеты над головами.
Так Давид вращал пращу,
Чтоб без промаха – в Голиафовский лоб,
В паутинку мишени,
Чтобы Кеплер потом “ раскололся “.
И заверещат дверные замки по ночам в стенах камер,
И конвойные рявкнут: - На выход с вещами!

Пророки порочны?
Да нет же!
Скорей, беспорточны.

Городские пророки пили жидкое пиво из кружек.
Это искусство – сдуть пену так, чтоб не попала на брюки.
Это искусство вдвойне – разящая фраза,
Чтобы, рот разиня,
Стояли разини на грани экстаза,
В поллюциях революций.
Ведь, когда говорят поэты,
Молчат пушки.
Но тут же
Пушки чихнули, натужась.
Вспомнили пушки
Персиковый пушок у Пушкина на верхней губе.
Державин благословляет, во гроб сходя... Какая душка!
И кто- то в песенке играет на трубе.
А кто – неизвестно.

Снова на выход?
Но я уже выходил.
Пиджак, выходные ботинки, и радио бодро орало,
Что мечет мечи из орала.
Только не помню что это было,
Но, ведь, был же какой- то повод для?
Помню только овации зала.
Помню только- наручники жали.
Городские пророки справляют поминки
По старым пластинкам.
Вздохи Бога, портреты от Босха...
Тирли, тирли, пропели, проели, пропили, проржавели...
Жалко.