Часть 2

118. В стационаре.

В Третьем лагпункте освободилось место. На положении больного лежу в стационаре. Чистота в палате радует. Больные лежат на деревянных койках с соломенными матрасами, довольно крепкими подушками, набитыми ватой. У каждого не первого срока шерстяное одеяло. На две койки одна тумбочка, накрытая белой салфеткой. Пол надраен добела. Поневоле вспомнился стационар Первой подкомандировки Седьмого лагпункта. Какая огромная разница. Лечащий врач Соколовский, тоже заключенный, немало удивился, увидав меня:
- Не ожидал вас здесь увидеть! Встречал на сцене, а теперь среди больных!..
Осмотрев ноги, имевшие весьма неприглядный вид, он похлопал меня по плечу и с приятной улыбкой на устах сказал:
- Ничего страшного нет. Подлечитесь, отдохнете, как следует, наберетесь свежих сил и снова вступите в строй деятелей искусства.
Через пару недель состояние ног действительно заметно улучшилось. Закрылись раны, остановилось кровотечение. Я мог уже передвигаться без помощи палки. Обильно, к моему неудовольствию, потчевали всякими лекарствами. Через день происходила довольно неприятная процедура переливания крови. Пить хвою я категорически отказывался, от нее меня буквально рвало. Зато с удовольствием ежедневно выпивал полулитровую банку дрожжей.
Кормили чуть получше, чем на общей кухне. Желудок отвыкал от супа, сваренного на иван-чае. На первое давали крупяной суп или щи из зеленых листьев капусты, на второе, как всегда и везде, каша из пшена или ячневой сечки и очень редко жиденький рис. Раза два или три за все время пребывания в стационаре выдавали белый хлеб вместо черного и как цинготное блюдо на ужин – крохотную порцию кислой капусты.
Осень 1943 года не радовала хорошей погодой. Каждодневный дождь наводил тоску и уныние. Спасали книги, читал с утра и до вечера, а когда уставал, то переходил на занятия, которым уделял как минимум два часа каждый день. Вольнонаемная медицинская сестра любезно достала сборник стихов Константина Симонова. Выбрал для себя как материал для выступлений стихотворения «Сын артиллериста» и «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины». Выучив их, обеспечил художественные выступления в двух концертных программах, как минимум на 3-4 месяца.
Однажды, во время утреннего обхода врач шепнул мне, что на лагпункт прибыла центральная культбригада, которая днем выступит в нашем стационаре, а вечером даст концерт в клубе. Известие это глубоко взволновало и обрадовало меня. Предвкушал приятную встречу с друзьями, которых не видел уже более трех недель.
После тихого часа, стационар наполнили музыка, пение, танцы. Обычно для больных давался небольшой концерт продолжительностью 30 – 40 минут. А тут с почти двухчасовой программой пришла в полном составе вся центральная культбригада. Я понял, что это приятный сюрприз от коллег и желание навестить больного товарища. Получилось трогательно, сердечно и приятно.
По окончании концерта ведущие культбригадчики уютно разместились на моей, близь стоящих койках и даже притащили откуда-то длинную скамейку. Между нами завязалась непринужденная беседа.
Я коротенько рассказал о себе, о болезни, о желании скорее вернуться на сцену, просил ребят поделиться новостями. К нам подошел мой лечащий врач Соколовский и с интересом стал слушать, рассказ о том, как готовится к постановке спектакль «Русские люди».
- Премьеру спектакля намечаем провести к Октябрьским праздникам, – говорил Лео, - работы выше головы, даже подготовку новой концертной программы пришлось отложить в сторону.
Обращаясь непосредственно к Соколовскому, Лео стал его убеждать скорее выписать меня из стационара:
- Без него мы окажемся в весьма затруднительном положении, - говорил Лео, - некому вести спектакль, накладывать грим. Как вы думаете, доктор, мы можем на него рассчитывать? Осталась одна неделя, заполучить его хотя бы на генеральную репетицию...
Соколовский дипломатично не сказал ни да, ни нет.
- Будь я не только врачом, но и пророком и то не мог бы гарантировать столь быстрое выздоровление. Не скрою, больной поправляется, заметно окреп, может ходить. Договоримся так: если не последует ухудшения, в чем я почти уверен, к пятнице мы его выпишем и на генеральную репетицию он придет.
Вероятно, беседа продолжалась бы еще очень долго, но подошло время раздачи ужина и гости были вынуждены меня покинуть.

119. Опять в культбригаде.

В намеченный врачом день я вернулся в Пятый лагпункт.
Репетиции спектакля проводились утром и вечером. Участники основательно знали роли, но, к сожалению, это было и все, чем можно было бы похвастаться. На репетиции я сразу же убедился, как беспомощно вели игру главные персонажи, не говоря уже об эпизодических ролях. Текст произносился старательно, но полностью отсутствовала игра, выпирала штампованность движений, глаза резала ходульность мизансцен.
Положительные герои – Васин (Вязовский), Анощенко (Леман), Глоба (Харитонов) и сам исполнитель главной роли Сафонова (Лео) не могли ничем порадовать зрителя. Таково было впечатление от генеральной репетиции. Отрицательные персонажи, во главе с немецкими офицерами (Бахман и Дроздов) выглядели несколько лучше и, пожалуй, они затмили тех, кому Симонов отдавал предпочтение.
Премьеру показали на Пятом лагпункте. Не приходиться говорить, что зал был переполнен, многие желающие вообще не попали на спектакль. Не удивительно, ведь много актовый спектакль в Вятлаге был показан впервые. Восторги отсутствовали. Зрители разобрались в плюсах и минусах игры. Последних, к сожалению, оказалось значительно больше.
На следующий день на производственном совещании вся культбригада участвовала в разборе спектакля. Вначале все происходило, как в басне Крылова: «... кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Как из рога изобилия сыпались комплименты исполнителям от... исполнителей. Терпеливо подождав, когда кончатся восхваления, я попросил слово и высказался как посторонний наблюдатель, беспристрастный зритель. Мои замечания о недостатках спектакля и предложение отложить постановку в Соцгородке до более благоприятных времен, когда спектакль действительно будет готов, были категорически отвергнуты художественным руководителем.
Лео, с пеной у рта, обрушился на меня, считая виновником всех погрешностей, о которых я говорил:
- Меньше нужно было болеть и побольше работать, тогда не пришлось бы сейчас скалозубить, - со злобой в голосе проговорил он и тут же решил, - В будущее воскресенье пьесу играем для вольнонаемного состава Соцгородка...
До воскресенья успели сделать три репетиции. Лео сам давал указания, но они были настолько несущественны и малозначительны, что почти ничего в трактовке пьесы не изменилось, - все осталось как есть.
Соцгородок порадовал участников спектакля количеством зрителей. Их собрался полный зал. Константин Симонов, автор популярной в то время фронтовой пьесы, прославился на весь Советский Союз своими корреспонденциями с театра боевых действий, глубокими по теме и содержанию стихами из фронтовой жизни и той правдой художественного мастерства, которую читатель находил в каждой его строчке.
Ожидаемый успех спектакля остался лишь в воображении тех участников пьесы, которые упорно пытались не замечать и исправлять свои ошибки. В зону возвращались в плохом настроении, молчаливые, а если и разговаривали, то на отвлеченные темы, стараясь не говорить о спектакле. Лео остался ночевать в Соцгородке, с расчетом рано утром, как только начнет работать управление, быть у начальства.
На следующий день ближе к одиннадцати Лео возвратился в отвратительном настроении и в первую очередь, ни за что, обрушился на нашего дневального Архипа, не сумевшего сразу же найти мыло, что бы Лео умыться. Второй жертвой стал Гладуновский, так как не были вовремя доставлены из прачечной театральные сорочки. Досталось и Леман, только что явившейся из женской зоны, за опоздание с приготовлением завтрака. Не показываясь из своего угла, Лео громогласно заявил, чтобы к 11 часам все собрались в клуб на репетицию концертной программы и приготовились в выезду на следующий день в направлении Пятнадцатого лагпункта.
На репетиции все держались «тише воды, ниже травы». Никому не хотелось иметь неприятности. О спектакле, сыгранном накануне в Соцгородке, Лео упорно молчал. Вязовский оказался самым смелым и спросил, каково впечатление в «верхах» о спектакле.
- Небось, ждете похвал, - огрызнулся Лео, - ругали нас и крепко ругали. Взвалили все на одни плечи: главную роль играй, режиссером будь, а помогать некому, у нас больно важные господа, воображают из себя заслуженных актеров, а сами гов..о полное!
Я почувствовал, что камень в мой огород, но смолчал, что взять с убогого.

120. С концертами по лагпунктам.

На следующий день тронулись с концертами по лагпунктам. Первая остановка в Шестом лагпункте. Работаем в лагпункте три дня. В первый день, по окончании концерта, за кулисы пришел высокий, молодой работяга, чуть прихрамывающий на правую ногу, небритый, в рабочей телогрейке. Отрекомендовался актером студии Вахтангова, Анатолием Васильевичем Касаповым. Последний год перед арестом играл в театре Советской Армии под руководством режиссера Попова.
Задав несколько ознакомительных вопросов, Лео предложил Касапову что-нибудь прочитать.
- Разрешите, я лучше сыграю небольшую сценку под названием «Лекция о вреде алкоголя», - сказал Касапов,- но хотелось бы иметь небольшой реквизит – кафедру, портфель с бутылкой, графин с водой... Впечатление будет полнее...
Все это быстро нашлось. Касапов сбросил с плеч старую телогрейку и надел чей-то пиджак, лежавший на стуле.
Сюжет сценки оказался несложным, с ограниченным текстом, зато на редкость игровым, в основном построенным на мимической игре. На сцене появляется лектор с признаками явного похмельного синдрома, рука которого в первую очередь тянется к графину с водой. С жадностью он отпивает целый стакан. Под мышкой левой руки у него портфель с бутылкой водки. Лектору трудно начать лекцию, он ищет заранее приготовленный текст по всем карманам, затем заглядывает в портфель и автоматически, достав бутылку, ставит ее на кафедру. Спохватившись, сует ее обратно в портфель. Не найдя бумажки, лектор пытается начать лекцию своими словами. Бессвязанно, плакатными фразами и шаблонами он призывает не пить вино, перечисляя все беды от него. Блуждающий взгляд лектора упирается в горлышко бутылки, высовывающееся из портфеля. Умолкнув на полуслове, лектор, вместе с портфелем, исчезает за кулисами. С разными вариантами подобное исчезновение происходит трижды, после чего лектор пьянеет совершенно. В своей игре Касапов избежал трафаретного изображения шатающейся пьяной походки, стараясь обыграть это состояние разнообразными сценическими приемами. Пару раз в меру рыгнул, смешно икал, уместно пользовался неопределенными движениями рук, но больше всего играл лицом, оно у него было до предела выразительным, образным. Давно я так не смеялся, как в тот вечер. Остальные также хохотали и аплодировали от всей души.
Лео обещал Касапова принять в культбригаду. Оформление артиста прошло быстро. В ту пору руководство Вятлага, возглавляемое большим поклонником искусства, полковником Кухтиковым, дало указание по лагподразделениям: выявлять наиболее способных и даровитых актеров, певцов, танцоров и отправлять из в центральную культбригаду.
Благодаря этому бригада в скором времени увеличилась почти в два раза. Появились драматические актеры: Владимир Козлов (Горький), Владимир Орнадский (Новгород); Владимир Бравайский, Петр Шипенко, Василий Дальский (все из украинских театров). Вокалисты: тенора – Тихонов и Пивоваров, баритон из Воронежской филармонии – Петр Горский. Пополнилась и женская группа: Екатерина Айзенберг, Лидия Иванова, Зинаида Коваленко, Валентина Голубева, Нина Белицкая. Последняя была самая молодая в женском коллективе – ей только-только исполнилось 19 лет. В начале войны ее мобилизовали на сельскохозяйственные работы в колхоз. Девушка позарилась там на два килограмма зерна, для своих голодающих в городе родственников. За что и получила... десять лет исправительно-трудовых лагерей. С ее участием я поставил несколько небольших пьес. В любой из них Белицкая отлично справлялась с ролью. Она выделялась необычайной подвижностью, играла с подкупающей искренностью и молодым задором...
Танцевальная группа нашей бригады пополнилась способными Александрой Бузовой, Галиной Ильиной, Лидией Фрич, Ольгой Ступень, Евгенией Исаевой, Александрой Никифоровой, Лидией Беллерус, Иваном Хрущ, Александром Гааз и другими.
Должность парикмахерши выполняла Лейда Сальк из Таллина. Одновременно она состояла в танцевальном коллективе, танцы в котором ставил Феликс Брауземан, по национальности немец с Поволжья. Волжских немцев было несколько человек: два драматических актера Роберт Фаллер и Леопольд Глезер, танцор Александр Тирбах и опереточные актеры – Феликс Деллер и Оскар Гердт. Немцы-волжане, жившие в районе Саратова-Энгельса, с началом войны по предписанию сверху были вывезены в места расположения исправительно-трудовых лагерей и, хотя не являлись заключенными, но были ограничены в правах. Например, покинуть Вятлаг без особого на то разрешения, до окончания войны никто из них не имел права.
В оркестре культбригады отбывал срок по 58-й статье Вальтер Зингер, тоже немец по национальности. У него срок заключения окончился в первые дни войны и он должен был выйти на свободу. Но национальность сыграла с ним злую шутку. Из лагеря его не выпустили, сообщив, что здесь он и останется до окончания войны. И даже, когда война кончилась, Зингер продолжал оставаться «сверхсрочным» заключенным.

121. Создание музыкально-драматического театра.

В середине января 1944 года на собрании коллектива, Лео объявил, что завтра утром активу культбригады в составе А. Леман, Е Вязовского, Поль Марселя, А. Касапова и меня необходимо явиться в начальнику управления Вятлагом, полковнику Кухтикову, по вопросу реорганизации центральной культбригады и составления плана предстоящей работы. Уходя. Лео шепнул мне по секрету, что разговор пойдет о создании в Вятлаге музыкально-драматического театра.
Точно в назначенное время следующего дня мы явились в кабинет Кухтикова. Секретарь получила указание никого не принимать, пока мы не уйдем. Кухтиков сидел за большим письменным столом. При нашем приходе он встал, кивком головы ответил на приветствие, а с Лео поздоровался за руку. Просторный кабинет был обставлен весьма скромно. Вдоль стен стоял ряд стульев, на которые мы сели. На столе, за спиной Кухтикова, красовался гипсовый бюст Ленина. Тяжелые плюшевые гардины плотно прикрывали большие окна, обращенные в сторону центральной площади Соцгородка с памятником Ленину. Отсутствие в кабинете портрета или бюста Сталина, что было не характерно для руководителя такого ранга, не прошло незамеченным от наших настороженных глаз.
По виду Кухтикову можно было дать лет 45. На голове уже проглядывала лысина. Лицо чуть одутловатое. Военный мундир, без знаков отличия, плотно облегал его коренастую фигуру. На поясном ремне прикреплена небольшая кобура с маленьким браунингом. На ногах светлые бурки.
Прежде чем начать беседу, Кухтиков внимательно нас оглядел, словно желая проверить настроение и готовность выслушать то, ради чего мы были приглашены.
- Я вызвал вас для того, - не спеша, начал он, - чтобы сообща посоветоваться, откровенно поговорить на тему, интересующую всех нас в одинаковой степени – что следует предпринять для того, чтобы обеспечить более эффективную работу центральной культбригады. Скажу откровенно, не кривя душой, наши зрители давно сетуют на скуку и однообразие концертных программ. Думаю, что не ошибусь, если сошлюсь и на вас, стремящихся к творческому росту и душой радеющих за чистое искусство. Было бы хорошо, если бы концерты носили тематический характер, отвечали бы тем или иным событиям. У вас в программе концертов все перемешано. Какая связь между хором, исполняющим патриотические песни и отбивающим чечетку Титковым, антифашистскими стихами, которые читает Рацевич и примитивными фокусами Дин-Дзи-Мина? Каждый исполнитель сам по себе, не связан никакой идеей концерта. Показал номер и на этом поставил точку.
Говорить комплименты я никому не собираюсь, хотя среди вас и есть способные актеры, могущие дать зрителю гораздо больше, чем это возможно в рамках концертной деятельности.
Как вы думаете, если нам совместными усилиями организовать в Вятлаге театр? По моему это вполне реально. Хотя, безусловно, найдутся и противники этого начинания. Я готов выслушать все за и против. Давайте поспорим, ведь в спорах рождается истина. Я все же думаю, что сторонников организации театра будет больше, чем противников. Не надо закрывать глаза, трудности предстоят большие. Но ведь и Москва не сразу строилась... Надо дерзать, всеми силами добиваться поставленных целей – таков тернистый путь в искусстве. Со своей стороны заверяю, что управление Вятлага заинтересовано в создании театра, поэтому моральная и материальная поддержка этого начинания гарантировано. Не бойтесь ошибок, от этого никто не застрахован. Театру предоставляем клуб в Соцгородке. Полностью обеспечим всем необходимым для любой постановки, намеченной режиссером театра. Высказывайте свое мнение.
Кухтиков замолчал, оглядывая нас. Воцарилось неловкое молчание. Никто не хотел говорить первым.
- Ну, смелее, смелей! Будьте такими же, как на сцене. Там вы не стесняетесь, когда довольный вашим выступлением зритель просит повторить номер!
Первым взял слово самый старший по возрасту и по стажу работы в качестве концертмейстера театра оперы и балета в Тбилиси Е.А Вязовский. За ним говорили Поль Марсель, А. Касапов и я. Все единодушно поддержали предложение Кухтикова, как интересное, многообещающее и перспективное. Не умолчали и о том, что нас беспокоило, над чем приходилось серьезно задумываться.
Во-первых, отсутствовал репертуар театра. Постановка больших спектаклей может быть только на сцене клуба Соцгородка, поэтому возникают затруднения в сопровождении конвоем бригады из зоны Пятого лагпункта. Кроме того, театру не обойтись без жудожника-декоратора, постоянной портнихи, рабочих сцены. Если на сцене театра будут осуществляться постановки музыкальных произведений, то надо доставать ноты и пополнять состав культбригады хористами и танцорами.
Внимательно выслушав все наши предложения и пожелания Кухтиков с довольной улыбкой на лице вышел из-за стола и, потирая от удовольствия руки, почти вплотную подошел к нам.
- Значит, как говорится, решено и подписано... Театр будет. Все, что вы сейчас предлагали, все, что вас сейчас беспокоит это действительно так, но это мелочи, которые мы постараемся устранить. На днях Лео отправляется в Москву со специальным заданием: привезти литературный и музыкальный материал. В своем коллективе детально обсудите, что в первую очередь необходимо для намеченных вами постановок, составьте список. Чего нет в Вятлаге, немедленно выпишем, на то у нас неограниченные возможности. Кстати, в Соцгородке есть квалифицированные мастера по пошиву одежды и обуви. Их помощь театру пригодиться. Все, совещание заканчиваем. Желаю удачи и полного успеха!

122. Новые планы и перспективы.

В тот же вечер Лео собрал коллектив всей бригады и доложил о решении, принятом у полковника Кухтикова. Решение было принято с восторгом и мы принялись обсуждать ближайший репертуар. В конце-концов приняли предложение П. Горского, который в концертных программах совместно с Е. Коган играли сцену Карася и Одарки из оперы Гулак-Артемовского «Запорожец за Дунаем», осуществить постановку оперы полностью и дать ее на открытие театра. Прикинули, как разойдутся роли. Исполнители нашлись на все роли. Оставалось достать либретто и клавир – это было поручено Лео. Поль Марсель заверил, что если партий не окажется, он готов расписать их сам.
Я предложил поставить ставшую злободневной и актуальной пьесу «Нечистая сила», которую Алексей Толстой во время войны переделал. Рассказав о ее содержании, я получил добро Лео и коллектива на постановку пьесы вторым спектаклем, вслед за «Запорожцем за Дунаем».
Все поддержали предложение Лео осуществить постановку оперетты Кальмана «Сильва». По его словам это была давнишняя мечта Кухтикова, большого поклонника венской классической оперетты.
Поездка в Москву увенчалась успехом. Оборотистый Лео за солидный куш, не без того, что заработал сам, достал «левым способом» либретто и клавиры «Запорожец за Дунаем», «Сильва» и «Марица», кроме того, ему обещали выслать материал по опереттам «Мадамузель Нитуш», «Свадьба в Малиновке», «Роз-Мари», «Цыганский барон».
Прозванный «вятлаговским меценатом», полковник Кухтиков, проявлял неустанную заботу о своем детище, требуя от Лео постоянно его информировать, как идут репетиции, что еще требуется для театра, какие трудности задерживают выпуск спектакля.
В театр художником-декоратором взяли Федора Филипповича Лаврова, в прошлом офицера царской армии и скульптора-художника. Его расконвоировали и дали маленькую комнатку при клубе. В помощь Лаврову дали художника, немца из Поволжья, А.И.Неймана, который декораций не писал, а больше занимался клубным оформлением: писал плакаты, лозунги и афиши. С Седьмого лагпункта прислали опытную театральную портниху, высланную из Поволжья немку, Амалию Богдановну Яцук. К ней прикрепили лагерную портниху, польскую еврейку, Полину Цуккерман.
Теперь мы имели постоянного конвоира, готового в любую минуту сопровождать нас в Соцгородок. Нам настолько часто нужно было быть в клубе, что стрелок сопровождающий, превратился в гончего пса, бегающего взад вперед Ему приходилось водить и группы и поодиночке, что вызывало с его стороны массу нареканий. И здесь Кухтиков нашел выход из положения. Ведущим работникам театра, в количестве десяти человек, выдали индивидуальные пропуска. Остальные все вместе выходили с сопровождающим по бригадному пропуску и возвращались на Пятый лагпункт таким же образом.
Для меня пропуск явился не только облегчением в работе. По понедельникам, если не было гастрольной поездки, бригада имела выходной день. В эти дни в хорошую погоду я в одиночестве совершал дальние прогулки в лес. Дышал запахами сосны, собирал ягоды и грибы. Подолгу сидел на открытой поляне невдалеке от железнодорожного полотна, наблюдал, как пробегают товарняки, груженные лесом с надписями мелом на бортах «Лес-стране!». Здесь забывалась гнетущая лагерная обстановка, на какое-то время представлялось, что вновь стал вольным человеком за пределами опоясанной колючей проволокой зоны. Можешь пойти куда хочешь, встать, сесть, никто тебя не подгоняет, не требует двигаться строем... До чего же это было приятное состояние и только потому, что в руках находился заветный индивидуальный пропуск, о котором мечтал каждый заключенный, но обрести который было дано не каждому.
И, тем не менее, индивидуальный пропуск тоже ограничивал в правах, предъявляя к его владельцу особые требования: его обладателю нельзя было этим пропуском злоупотреблять, в частности заниматься коммерческими операциями между заключенными и вольнонаемными; ни под каким предлогом не передавать его кому-либо, бесцельно бродить по территории Вятлага. Каждый вольнонаемный имел право потребовать от заключенного предъявить пропуск, спросить, куда и зачем идешь и, если возникали какие-нибудь сомнения, препроводить заключенного в ближайшую зону. За малейшее нарушение правил пользования индивидуальным пропуском, заключенный лишался его, а получить пропуск вторично было практически невозможно. Я о таких случаях не знал.
Напишите мне