Годы войны, революций, моей учебы в гимназии.
Войну познал я во второй раз. Первую, русско-японскую, я, конечно, помнить не мог. О ней иногда очень неохотно рассказывала мать. Слишком тяжелы были воспоминания о муже, моем отце, безвестно погибшем при осаде Порт-Артура.
В ущерб занятиям и подготовки уроков зачитывался описаниями военных действий на суше и на море. На столе, рядом с учебниками обязательно лежала газета. Стоило матери отвлечься по хозяйству, как учебник отодвигался в сторону и в руках оказывалась газета. Не один раз мать вырывала её из моих рук, но не помогало, эти истории повторялись постоянно.
Осмыслить весь ужас войны, страдания и скорбь миллионов людей, в ту пору я конечно не мог. Ожесточенные сражения, отвага и мужество противников, воздушные и морские бои, - вот что меня интересовало, увлекало, заставляло учащенно биться и замирать сердце. В газетах я искал подробности налетов цеппелинов на города Англии, внимательно следил за действиями флота. В классе любил рассказывать ребятам о том, что было прочитано накануне. Ни одно сражение Первой мировой войны так не потрясло меня, как описание грандиозной морской битвы в июне 1916 года между английским и немецким флотами в Северном море, вошедшей в историю под именем Ютландского сражения. Об этом сражении, в котором участвовало 150 английских и 114 немецких дредноутов, броненосцев, крейсеров, эсминцев и еще десятков наименований видов кораблей, я знал все подробности, захлебываясь рассказывал о них на уроках, на переменах. Ребята слушали разинув рты и удивлялись, откуда такая осведомленность.
На войну из Нарвы отправился расквартированный в городе 92-й Печерский пехотный полк. Среди офицерского состава было немало окончивших Нарвскую гимназию, в том числе двоюродный брат моей первой жены Констанин Троицкий. Он оказался в числе первых жертв войны и погиб в Восточной Прусии, в армии генерала Самсонова, целиком уничтоженной немцами из-за предательства полковника Мясоедова. Тело подпоручика Троицкого привезли в Нарву. На его похоронах присутствовала почти вся Нарвская гимназия.
Война наложила свой специфический отпечаток на жизнь города. Ощущалась нехватка предметов первой необходимости. Все чаще на улицах можно было увидеть военных. Устраивались благотворительные вечера в пользу раненных, семейств погибших, на фронтовые подарки. Раз в неделю, по вечерам, мы собирались в гимназии приготовлять для фронта посылки с теплым бельем, махоркой, гостинцами и письменными принадлежностями. Средства на подарки ученики старших классов добывали сами, организуя в стенах гимназии благотворительные вечера.
Фронт приближался к Прибалтике. Все острее ощущалось убийственное дыхание войны. В Нарву прибывали раненые. В общественных зданиях и школах открывались лазареты. Летом 1916 года всё здание гимназии отвели под госпиталь. Предполагалось, что осенью, к началу учебного года, здание будет освобождено, но так не получилось. Два месяца гимназия не занималась и только после перевода госпиталя в Везенберг, занятия возобновились.
Из за нехватки продуктов питания, жить становилась всё труднее. Перед магазинами появились длинные очереди. Из продажи исчезли мука, сахар, соль, мыло. Их можно было достать в втридорога у спекулянтов. Близость фронта и неудачи на нем русской армии, все время отступавшей под натиском немцев, вселяли неуверенность в завтрашнем дне, деморализовало тылы и вносило панику в обывательские души и умы.
Наступал революционный 1917 год. Из Петрограда поступали тревожные сведения о беспорядках, забастовках, стычках рабочих с войсками.
Февральская революция не внесла существенных изменений в жизнь нашей гимназии. Руководство и педагоги оставались на своих местах и продолжали трудиться, пытаясь, вопреки ускоряющемуся ходу истории, передать нам хоть малую часть своих знаний. Но столь сладкое слово «свобода» начало кружить головы гимназистов. По инициативе старшеклассников, в первых числах марта 1917 года, состоялось общее собрание учеников старших классов гимназии для того, чтобы определить отношение к событиям февральской революции и передать руководству гимназии ряд требований по изменению порядка внутри гимназии, в частности, иметь от учеников своих представителей в педагогическом совете и в родительском комитете. Собрание получилось бурным, многоречивым. Выступали ученики старших классов, «златоусты» Клионский, Жуков, Чугунов, Шмоткин, говорившие о «проклятом царском режиме» и о наступлении новой эры, обещавшей всем народам долгожданную свободу.
Неспокойно было в рабочей среде на Кренгольме, Суконной и Льнопрядильной мануфактурах. Рабочие высказывались за расширение своих прав, требовали увольнения неугодных им мастеров, увеличение заработной платы и т.д. в первых числах марта в Нарву приехал представитель Временного правительства кадет Родзевич, призвавший рабочих поддержать правительство Керенского.
1 мая 1917 года. Рабочие Кренгольма организовали первомайское шествие к могилам революционеров, похороненных в Сиверсгаузене. День, вопреки прогнозам, выдался теплый, солнечный. Я сидел дома, готовил уроки, когда услышал пение революционных песен. По нашей, Кузнечной улице, шла огромная толпа кренгольмских рабочих с красными флагами, революционными лозунгами в сторону кладбища. У могилы Амалии Крейсберг состоялся митинг. Было много речей, в которых подчеркивались заслуги Крейсберг, которая выступая в защиту рабочих, погибла в тюрьме.
Подошла осень. А с ней и Октябрьская революция. Сторонники Временного правительства ничем себя не проявляли, зато усиленно митинговали рабочие трех мануфактур, активно поддерживая прошедший переворот. Эсеровская газета «Голос народа» была закрыта. Её сменили «Известия Нарвского совета рабочих и солдатских депутатов».
В гимназии часто проходили собрания учеников и преподавателей, обсуждавшие текущие события. На одном из таких собраний мне удалось присутствовать. Выступал молодой литератор, преподаватель русского языка Константин Владимирович Левин, энтузиаст, с восторгом принявший Октябрьскую революцию. Он говорил о Ленине, о Троцком, которые стояли во главе прошедшего переворота, и о тех, кто явились предшественниками революционного движения в России - о Герцене, Чернышевском, Плеханове. Вслед за Левиным выступали ученики – Анатолий Миронов, Лев Шмоткин, Евгений Косцыло, Карл Нелус.
И в нашем классе прошло собрание. О значении Октябрьской революции говорили сыновья кренгольмских рабочих, учившихся со мной – Круг и Юргенсон.
Политические события отражались на нашей учебе. Занятия часто подменялись собраниями. Занятые общественными делами, отвлекались от прямых обязанностей педагоги. Часто пропускали уроки и мы, ученики. Тяжелая домашняя обстановка – отсутствие хлеба, мяса, жиров заставляло думать о том, чтобы достать чего поесть, а уж занятия оставались на втором плане. Ни за какие деньги не представлялось возможным достать дрова для обогрева жилья. Даже в гимназии их не было, неделями сидели в холодных классах. Не отапливались многие квартиры. Мать предложила мне взять с собой сани и направиться на поиски валежника в Сутгофский парк и на Маленький остров. Тогда уже по собственной инициативе, когда чуть стемнело, спилил на острове несколько деревьев и обеспечил топливом нашу маленькую квартиру состоявшую из комнаты и кухни. Из продажи исчез керосин. Его заменил бензол – смесь керосина с низкосортным бензином. Жечь его в обыкновенной керосиновой лампе не рекомендовалось, мог произойти взрыв, поэтому бензол наливали в маленькую бутылочку с пробкой, сквозь которую проходила стеклянная или металлическая трубка с фитилем. Свет такой, с позволения сказать, лампочки напоминал горящую лампаду.
Революционные вихри внесли полную сумятицу в широкие массы населения города. Частыми стали нарушения трудовой и общественной дисциплины. Людям казалось. Что если произошла революция и свергли царя, можно поступать как заблагорассудится каждому. Свобода истолковывалась превратно: «Что хочу, то и делаю!»
На поверхность всплыли преступные элементы. Распоясались настолько, что не боясь ответственности в открытую занимались воровством, грабежами и насилием, уверовав в то, что, занятые разрешением политических проблем, власти не станут заниматься борьбой с нарушителями общественного порядка. С ликвидацией полиции, власть перешла в руки народной милиции. В затемненном городе фонари на улицах не горели, люди по вечерам боялись выходить из дома.
Хотя продажа алкогольных напитков была запрещена, их доставали из-под полы по баснословным ценам. Наряду со спиртом и денатуратом шла бойкая тайная торговля самогоном, эфиром, одеколоном и другими спирто-содержащими изделиями.
Военно-революционный комитет Нарвы объявил решительную войну самогонщикам и всем, занимающимся продажей алкогольных напитков. В газете «Известия Нарвского совета рабочих и солдатских депутатов» от 14 ноября 1917 года было опубликовано такое распоряжение:
«Строго воспрещается торговля всякого рода спиртными напитками и их суррогатами. Виновные будут подвергаться денежному штрафу, тюремному заключению и высылке».
Но пьянство нисколько не уменьшалось. 30 января 1918 года в ревельской газете «Утро правды» за подписями видных большевистских деятелей Эстонии Анвельта, Кингисеппа, Кясперта, Пегельмана и Соколова появилось распоряжение Исполнительного комитета Эстляндского рабочего и воинского совета, по которому для урегулирования потребности в спирте, эфире и продуктов из них изготавливаемых, фармацевтическое отделение выдает спирт лишь учреждениям и врачам для врачебных кабинетов по предъявлении этими учреждениями и врачами надлежащих разрешений. Учреждения и лица, употребившие полученный спирт для пьянства и таким образом нарушившие настоящее постановление, привлекаются трибуналом к строжайшей ответственности.
После Октябрьской революции в Нарве действовал временный суд, который много времени уделял разбору дел тайных продавцов алкогольных напитков и строго карал появившихся в нетрезвом виде, нарушавших общественный порядок. К примеру, некий гражданин Карл Лаускан за появление в нетрезвом виде в театре «Выйтлея» был приговорен в двум месяцам тюремного заключения.
Газета «Известия Нарвского совета рабочих и солдатских депутатов» 16 декабря 1917 года опубликовала любопытную статью под заглавием «Краткий обзор деятельности Временного суда в Нарве», в которой перечислялись судебные дела, заслушанные за период с 15 марта по 20 октября
